— Мы почти пришли, — сказала она, — это на улице Бланш, в самом начале…
Прошлой ночью мне снилось, что мы идем тем самым путем, — наверное, из-за того, что я писал вечером. Я слышал ее голос: «Это на улице Бланш, в самом начале», и я повернулся к ней и сказал:
«В доме 23?»
Но она, казалось, не слышала. Мы шли обычным шагом, она держала меня под руку.
— Я знал одну девушку, по имени Мирей Сампьерри, и она жила на улице Бланш, в доме 23.
Ничто не дрогнуло в ее лице. Она продолжала молчать, как если бы я ничего не сказал или мой голос не мог преодолеть того времени, что нас разделяло.
Но в тот вечер я еще не знал этого имени, Мирей Сампьерри. Мы шли мимо сквера Троицы.
— Сейчас увидишь… Я очень люблю это место… Я сюда часто ходила, когда жила на улице Бланш…
Я помню, что мне тут же вспомнилась по ассоциации баронесса Бланш. За пару дней до этого я как раз делал записи о ней, переписывал в черный блокнот страницу из книги о Париже при Людовике XV: там был отчет, в котором приводилось то немногое, что мы знаем о беспорядочной и богатой на приключения жизни этой женщины.
— А знаешь, почему улица так называется? — спросил я ее. — В честь баронессы Бланш.
Накануне она поинтересовалась, что я пишу в блокноте, и я прочитал ей свои заметки об этой женщине.
— Выходит, я жила на улице баронессы Бланш? — улыбнулась она.
Ресторан находился на углу улицы Бланш и небольшого переулка, выходящего к церкви Троицы. Занавески на окнах, смотрящих на улицу, были задернуты. Она вошла первой, как входят в привычное место. В глубине зала располагался внушительный бар, справа и слева от него шли ряды круглых столиков с белыми скатертями. Стены были бордового цвета из-за приглушенного занавесками солнца. Посетителей в зале было только двое — мужчина и женщина — за столиком у самой стойки, за которой стоял брюнет лет сорока.
— О, это ты… — сказал он Данни, будто был удивлен ее приходом.
Она, казалось, немного смутилась.
— Меня все это время не было в Париже… — ответила она.
Он коротко кивнул мне в знак приветствия. Данни представила меня:
— Это друг.
Он проводил нас за столик ближе к дверям — может, чтобы мы чувствовали себя свободнее, подальше от той пары. Хотя они почти не говорили или говорили очень тихо.
— Здесь хорошо, — сказала она. — Надо было привести тебя сюда раньше…
В первый раз я видел ее такой — расслабленной, спокойной. Куда бы я ни провожал ее, в каком бы уголке Парижа она ни оказывалась, всегда в ее взгляде читалось затаенное беспокойство.
— Я жила немного выше по улице… в гостинице… когда съехала с квартиры на Феликса Фора…