- Привыкай, парень, - вывел из ступора голос проводника, - еще не то увидишь.
Великая Мать… где ты?
***
Растение гниет с корня.
Плодоносящее, с цветущей кроной, глубоко внутри, под землей, оно уже заражено плевелами тлена.
Вот два внешне благополучных ростка. Они не отличаются. Но вытяни из земли, глянь в корень и ты увидишь разницу. Рано или поздно болезнь перекинется на листья, ветки, ствол.
И если не выкорчевать, не уничтожить, спалить источник, нечистая поразит прочие побеги.
Летопись Исхода
«Деяния Пастырей»
Глава 1. «Великий Сонаролла»
Лампы зенитными солнцами орошали зеленые поля столов. Неутомимые кии-скарабеи пихали навозные кругляши бильярдных шаров. Они сталкивались друг с другом, и тихий стук отмерял время не хуже тиканья корабельного хронометра.
- Пятерка, в левый угол, - торжественно, словно речь на Благодарении возвещает Данкан Левицкий – улыбчивый пластмастник с широким лунообразным лицом.
Соприкоснувшись с битком, оранжевая пятерка ошпаренной рукой отскакивает от борта и лениво катится по зеленому полю стола в угол. Левый угол.
Десяток зевак следит за победным шествием неторопливого шара, и запах разгоряченных мужских тел заполняет пространство под слепящим солнцем лампы.
Кусая губы, за пятеркой следит Рав Танг – текстильщик. Крепкие зубы нещадно терзают невинную плоть губ.
Круглой пятерке все равно. Она катится. И падает в лузу.
Десяток глоток восторженно ревет. Зубы сжимаются, и обескровленная плоть рождает рубиновую каплю.
Довольный Данкан принимает поздравления.
- Шестерка в середину! – слова вязнут в мужском напряжении, запахе пота, отчаянии Танга.
- Господи, Учитель, не дай, помоги… - шепчет Танг, и алая капелька смешно дергается на снегу губ.
- Молись, молись, последнее, что осталось, - Данкан аккуратно, как мать новорожденного, опускает объемное пузо на дерево бортов.
- Учителю нельзя молиться, - рождает толпа голосом остроносого Фридриха Знанского. – Он не бог.
- Уж не человек ли? – накопившаяся злость выплескивается ведром кипятка. Засохшая капля превратилась в бурую точку.
- Человек, - пожимает узкими плечами маленький Знанский.
- Это ты у нас человек, или хе, хе, подобие его, - Ал Уотерби покровительственно ложит пухлую ладонь на кость плеча, - а Учитель, он, он…
- Бог!
- Не бог!
- Нет Бог!
К месту спора подтягиваются обитатели соседних столов. Пот загустевает ядовитой желчью.
- Бог!
- Человек!
- Был человеком! – к столу переговоров протискивается менее худой, но не менее конопатый Энтони Левицкий – родной брал удачливого бильярдиста и косвенного виновника спора. – Но когда на него снизошло откровение, - толстый палец с траурной каемкой ногтя важно тычет в лампу, призывая светило в свидетели, - он стал БОГОЧЕЛОВЕКОМ – два в одном!