Я хожу по городу словно бы подобревшему, без фальшивой мишуры, более свойскому, который учится в день своего рождения уличному веселью и естественности. По городу всё ещё неудобному для жизни, где нет ни нормальных телефонных справочников, ни нормальных, т.е. точных планов хотя бы центральных районов, поскольку всё это было, очевидно, строго засекречено, и где в киосках уже с утра не сыщешь свежей газеты, хотя не будешь иметь проблем с приобретением теоретического ежемесячника, скажем, компартии Уругвая («У меня только зарубежная пресса» – высокомерно цедит сквозь зубы киоскер в Сокольниках, когда у него смиренно спрашивают «Правду» или «Комсомолку», и небрежным жестом обводит десятки теоретических ежемесячников из разных стран мира).
Я захожу в магазины, где в течение этих двенадцати лет отчетливо проведена огромная работа: персонал отучили облаивать клиентов. Это, видимо, стоит колоссальных усилий: продавщицы с напряженными лицами (мечтать об их улыбках тщетно!) отвечают односложно, адресуясь куда-то в пространство. Но, однако, уже не кричат на вас. Прогресс.
Я выхожу из вагонов метро на перроны, где некогда – словно издевательская формула эпохи – вас встречали огромные надписи: «ВЫХОДА НЕТ», и смысл этого утверждения постепенно проникал в меня по мере того, как эскалатор двигался вверх. Теперь то ли надписей меньше, то ли они сформулированы иначе, но в глаза бросаются только люди, любую минуту готовые посвятить чтению, а то, что они держат перед глазами заботливо обернутым в газету – это почти всегда «Дети Арбата» Рыбакова – не самая великая литература, но знак великих преображений, открытие того, что прежде было совершенно секретным.
Так, может, есть выход?
Через несколько часов я снова окажусь на Белорусском вокзале, цикл завершится, вновь найденный город выпустит меня и я стану повторять слова того, кто постиг душу столицы, как никто другой, Юрия Трифонова: «Москва окружает нас, как лес. Мы преодолели этот лес. Всё прочее не имеет значения».
Впрочем, я еще в Сокольниках. Здесь есть – недалеко от моего дома – маленькая церквушка Воскресения Господня, церквушка молоденькая, построенная всего перед первой войной, действующая, покрашенная в веселые зелено-голубые тона. Внутри нее – постоянное движение, по православному обычаю люди покупают тонкие свечки по пятнадцать копеек и зажигают перед выбранной иконой с заранее определенной целью, размашисто крестятся, минутку молятся, снова осеняют себя крестом и выходят.
Я заглядывал сюда неоднократно, а теперь, на прощание, иду со стороны дома улицей, которая каким-то чудом сохранила название, видимо, очень старое – Богородское шоссе. Это асфальтированный кусочек старых Сокольников, района с характерной плебейскокабацкой наружностью, которую теперь в значительной мере нивелировала стандартная застройка. Но есть еще большой Сокольнический парк, и дорога идет вдоль его ограды, поднимаясь на бугор. Этот горб создает впечатление, что путь долог, перспектива глубока, а то, что передо мной, кажется отдаленнее.