– Это немного другая Польша. И, пожалуй, не вполне польская. Наша специфика в таком контексте меняет свои пропорции. В конце концов, не она определяет собой нашу жизнь. Изнутри, в наших ощущениях, это выглядит иначе…
– А мы смотрим как раз снаружи, извне. И нам это видится так. Вы к себе, понятно, привыкли. А книжка-то для русских читателей.
Безусловно. И, думается, «Сколько лет, сколько зим», изданная по-польски, была бы интересна и для нас.
Потому что Иваны Федоровичи очень внимательно следят за нами. И часто с некоторым удивлением, хотя и с неизменной симпатией. Так смотрят на бывшего карапуза, которого доводилось нянчить и который с годами превратился в строптивого и непослушного юношу – то яйцо, что курицу учит. Иваны Федоровичи видят нас иначе, чем молодежь, более или менее проинформированная на наш счет современной прессой. Они знают, что, живя в кругу одной большой семьи, мы сохранили свои характерные особенности. Упорство, с каким мы держимся за них, в вещах малых пробуждает улыбки, в вопросах больших и серьезных – понимание и уважение. Всё же, что ни говори, эта Польша – крепкий орешек, чтобы постичь ее суть. Она стоит размышлений и расспросов, коли подвернулся случай.
Вопросы, как правило, подразделяются на определенные группы. Сколько у вас партий? Что теперь делает Миколайчик? Как выглядит ваша деревня? Много ли у вас верующих? Сколько у вас частных магазинов? Каков жизненный уровень населения – выше или ниже, чем в России?
Они задают эти вопросы, выслушивают ответы. Слушают внимательно. Размышляют. Сопоставляют услышанное со своими воспоминаниями. Понятно, одно с другим согласуется плохо. Они видели нас когда-то сокрушенными, разбитыми, раздавленными. Это, естественно, рождает отношение – при всей их доброжелательности – слегка покровительственное. И вот обнаруживается, что мы как-то справляемся со своими проблемами. С чем это едят? Каковы они? Вроде бы, свои, но немного другие… Экзотический, дореволюционный «пан» приобретает в употреблении особую выразительность. Желая, чтобы гость чувствовал себя здесь, как дома, и в знак благодарности за усилие, какого требует от нас запоминание их отчеств, они то и дело вставляют это слово в разговор: «Пан Андрей, а что вы думаете…». Мы живем совсем рядом, но до полного понимания еще далеко. «Моя мама, – говорит мне девушка, которая собирается выйти замуж за поляка, – очень боится моего отъезда. Она говорит, что хорошо знает Польшу, так как между тридцать девятым и сорок первым жила в Лиде и в Барановичах»… Так вот городки былого пограничья четвертьвековой давности могут – в силу инерции – казаться моделью Польши, как развалины Варшавы семнадцать лет назад, как отдельные элементы цивилизации, популяризируемые журналом «Пшекруй» сегодня…