Адвокат засмеялся и впервые выглядел как человек, которого можно полюбить.
– Еще не знаю.
– В общем, дело обстоит так. Я боюсь, что сделал нечто нехорошее. Я не хочу…
«…умереть, не зная, правда ли я виновен», – хотел сказать он. Но взрослые всегда так странно реагировали, когда он заговаривал о смерти. Они грустнели и гладили его по щеке или быстро меняли тему. Симон не договорил, решив, что адвокат и так его понял.
– Я пришел, чтобы задать тебе несколько вопросов, – поспешно произнес Штерн.
– Валяйте.
– Ну, я хотел бы знать, что ты делал в свой день рождения.
– Вы имеете в виду сеанс регрессивного гипноза у доктора Тифензее?
– Да, именно. – Защитник по уголовным делам раскрыл блокнот в кожаном переплете и приготовился записывать маленькой ручкой. – Я хочу знать об этом все. Что ты там пережил и что еще знаешь о трупе.
– О котором трупе? – Симон перестал улыбаться, когда на лице Роберта Штерна отразилось замешательство.
– Мужчины, которого мы нашли. Которого ты… э-э-э…
– А, вы о том парне, которого я зарубил топором, – ответил Симон с облегчением, что недоразумение прояснилось. Только его адвокат казался по-прежнему озадаченным. Поэтому Симон попытался ему все объяснить и закрыл глаза. Так получалось лучше всего, когда он хотел сосредоточиться на голосах, звучавших у него в голове, и на ужасающих картинках, которые становились отчетливее после каждого обморока.
Задушенный полиэтиленовым пакетом мужчина в гараже.
Кричащий ребенок на плите.
Кровь на стенах автофургона.
Он был в состоянии вынести эти сцены только потому, что все это случилось давно. Десятилетия назад.
В какой-то другой жизни.
– Существует не один труп, – тихо сказал Симон и снова открыл глаза. – Я убил много людей.
– Подожди. Не торопись так, помедленнее, расскажи все по порядку.
Штерн подошел к подоконнику и коснулся пальцами рисунка, приклеенного к стеклу. Симон нарисовал восковыми мелками удивительно выразительную церковь, перед которой сочно зеленела лужайка. По какой-то причине он подписал картину «Плуто».
Штерн снова повернулся к мальчику.
– У тебя эти… эти плохие воспоминания, – Штерн не сумел подобрать более подходящего слова, – бывали и раньше?
Он спрашивал себя, как объяснить этот разговор кому-то непосвященному. Симон, видимо, верил не только в реинкарнацию, но и в то, что он серийный убийца.
– Нет. Только со дня рождения. – Мальчик схватил с тумбочки упаковку сока и вставил трубочку в отверстие. – У меня еще никогда не было сеанса регрессии.
– Расскажи-ка об этом. Как именно все происходило?
– Было весело. Только пришлось снять мои новые кеды – это глупо.