Ценой тяжких физических усилий я умудрилась полностью опустить стекла в обоих окнах пикапа. В школу я приехала одной из первых: торопясь выйти из дома, я даже не взглянула на часы. Припарковавшись, я направилась к южной стороне кафетерия и столам для пикника, которыми редко пользовались. Скамейки еще не высохли, и я села на куртку, радуясь, что все-таки прихватила ее. Домашнюю работу я сделала благодаря почти полному отсутствию развлечений, но в правильности решения нескольких задач по тригонометрии сомневалась. Прилежно глядя в учебник, я начала решать первую задачу заново, но, не добравшись до середины решения, заметила, что витаю в облаках, любуясь игрой солнечного света на красноватой коре древесных стволов. В рассеянности я водила карандашом и через несколько минут вдруг обнаружила, что нарисовала пять пар темных глаз, уставившихся на меня со страницы. Пришлось стирать их ластиком.
– Белла! – окликнул меня кто-то – кажется, Майк. Обернувшись, я увидела, что, пока я сидела в рассеянности, на территории школы прибавилось народу. Все были в футболках, некоторые даже в шортах, хотя температура поднялась не выше плюс шестнадцати. Ко мне направлялся Майк в шортах цвета хаки и полосатой футболке, махая рукой.
– Привет, Майк, – откликнулась я и тоже помахала, не желая сдерживать радость в такое славное утро.
Он подошел и сел рядом, уложенные аккуратными шипами волосы зазолотились на солнце, по лицу расплылась усмешка. Он был так рад видеть меня, что я невольно исполнилась благодарности.
– Никогда не замечал у тебя рыжину в волосах, – заметил он, поймав двумя пальцами прядь, растрепавшуюся на легком ветру.
– Ее видно только на солнце.
Он заложил пойманную прядь волос мне за ухо, и мне стало неловко.
– Отличный день, правда?
– Такой, как я люблю, – согласилась я.
– Чем вчера занималась? – опять этот тон собственника.
– В основном писала сочинение.
Хвастаться, что уже закончила его, я не стала.
Он шлепнул себя ладонью по лбу.
– Ах, да! Его ведь сдавать в четверг, да?
– М-м… кажется, в среду.
– В среду? – он нахмурился. – Ничего хорошего… ты про что пишешь?
– Проявляется ли женоненавистничество в женских образах у Шекспира.
Он вытаращился на меня так, словно я заговорила на поросячьей латыни.
– Значит, начинать надо уже сегодня, – он приуныл. – А я хотел предложить куда-нибудь сходить вместе.
– Да?.. – этого я не ожидала. Почему любой, даже самый приятный разговор с Майком заканчивается неловкостью?
– Ну, можно поужинать где-нибудь… а сочинением займусь попозже, – он с надеждой улыбнулся.