***
На улицах Арбата зацвели лужи, точно цветы в маковом поле. Хлюпанье и шлепанье обуви создавало неповторимую, встречающуюся только осенью мелодию. Творческим людям она навевала новые идеи, вдохновляла на передачу новых чувств.
Ирина устроилась с небольшим переносным холстом в довольно укромном местечке, не горя желанием быть увиденной полицией и выгнанной с этого места. Она получала удовольствие, рисуя тут, порой совершенно безвозмездно, в любую погоду.
Когда-то, кажется, в прошлой жизни, она и не представляла себя, сидящей среди обычных людей, спешащих по своим делам, в обычной одежде с самыми обычными помыслами в голове.
— Здравствуйте, — к ней подошел мальчишка лет десяти. Шапка сбилась набок, куртка и штаны заляпались грязью. — Можно у вас заказать портрет?
— Можно. Кого рисовать будем? Тебя?
Он кивнул, и девушка помогла ему правильно устроиться на стуле. Ребенок не мог усидеть спокойно, и в этом не было его вины. В нем она видела еще одну закономерность жизни. Все мы так суетимся, возимся на пустом месте, дергаемся. И в итоге картина всей нашей жизни выходит смазанной и нечеткой, разительно отличаясь от желаемого результата.
— Как тебя зовут, малыш? — спросила Ирина, смешивая краски и меняя кисти.
— Дима.
— Портрет для себя хочешь или в подарок?
— Маме подарить. Она болеет, — с некоторой запинкой ответил мальчик, — но я очень люблю ее.
— Все так и есть, Дима. Мы любим маму, несмотря ни на что. Мы должны ее любить. Ты молодец.
Сердце сжалось от тянущей, колющей, режущей боли одновременно. Когда болит душа, боль нельзя классифицировать. Она становится цельной, вбирает в себя все разновидности и понятия страданий. Боль срастается с тобой, становится неделимым единством.
Над головой начали сгущаться тучи, словно водоворот, что вот-вот втянет в себя людей с их заботами и делами. Она даже незримо ощущала капли дождя на лице. Так и хотелось закрыть глаза, подставив лицо под ливень. Больше ей нечего опасаться: дождь не смоет нарисованную дорогой косметикой маску, не испортит одежду из тончайшей, деликатной ткани. Дождь отныне не причинит ей вреда, ведь ее самой нет.
— А еще долго? — не мог усидеть ребенок, словно весь на шарнирах.
— Потерпи еще чуть-чуть. Ради мамы.
Мысли о матери всколыхнули в душе размышления о полосах жизни. Светлые ли полосы, темные ли они — все это наш собственный выбор. О чем бы ни заходил разговор, в чем бы человек ни винил судьбу, все в итоге сводится к выбору. Свет и мрак. Счастье и горе. Смех или слезы. За чем протянешь руку, то и получишь.
Как порой мы любим плакаться в жилетку подруги о том, какая судьба несправедливая и как мы устали топтаться на черной полосе. Но разве кто-нибудь может расстелить под нашими ногами мягчайший ковер или застелить землю опилками? Разве кому-нибудь дана такая власть, чтобы раскрашивать жизнь в зебру? Да. Человеку. Каждый волен в своей жизни творить или вытворять.