Александру и Ефремова в квартиру впустила соседка Князевой. Сашка на ходу поздоровавшись и прошла по коридору, до комнаты, в которой жила её мать. Девушка постучалась в деревянную, белую дверь. На пороге появилась пьяная Анна, в красном потёртом халатике. Женщина пристально посмотрела сначала на дочь, потом на Виктора.
— Зрасте, — Князева подпёрла свои толстые бока грязными руками. — Сашка проходи. А тебя, — она бросила злобный взгляд на Ефремова. — Не пущу.
Анна тут же исчезла за дверями, за ней последовала Александра. Виктор тем временим, случайно, бросил взгляд на протекающий потолок и стены, местами покрытые чёрной плесенью. Вообще вся квартира состояла всего из двух комнат. Построенная во времена Хрущёва она напоминала коробку с окнами. Маленькая не уютная.
Прямо в коридоре на резных перекошенных ножках, стоял застеклённый потрескавшийся от времени буфет. Он был заполнен старой посудой. Старомодный графин для водки, фарфоровые белые чашки с золотой каёмочкой, блюдца и металлическая сахарница.
Дверь резко отворилась и из комнаты вышла Сашка. Она покусывала нижнюю губу, чтобы не заплакать.
— Поедем домой, — тихо попросила она.
В полном молчании сели в машину.
— Нет. Не хочу домой, — вдруг выдала девушка. — Останови у парка.
Виктор резко затормозил. Сашка вышла и медленно пошла по тропинке, а Ефремов неторопливо, чуть отставая, как верный страж последовал за ней. И тут Александра не выдержала, остановилась и дала волю чувствам. Всхлипнув, подошла к нему, обняла.
— Она говорит, что это я во всём виновата, — сквозь слёзы сказала Сашка. — И в смерти отца и в сроке, которой они получили. Мама права. Это я их засадила. Я испортила им всю жизнь и в смерти отца тоже я виновата. Уж лучше бы меня тогда убили. Я всем мешаю, как обуза, как не нужная вещь, от которой всё не могут избавиться.
— Я тебе говорил, что не надо туда ходить! — вытирая слёзы рукой, ответил Виктор.
— Но ведь она моя мама! Кроме неё у меня больше никого нет! И я ей должна помочь…
— Опять деньги дала?
Девушка согласно кивнула, продолжая плакать на груди Ефремова.
— А как же я? Разве я тебе не родной человек? — с упрёком спросил он, всматриваясь в её глаза.
— Ты… Это совсем другое.
— Я тебя люблю, — прошептал он, проведя пальцами по её волосам. — А ты меня любишь? У нас большая разница в возрасте и я не могу, не вправе требовать от тебя взаимных чувств. Но, боже мой, я чуть не сошел с ума, когда ты сказала, что любишь меня. Понимаешь я словно сорвался с катушек.
Сашка молчала, смотрела в его голубые, бездонные глаза. От слов Виктора её охватила эйфория головокружительного блаженства и счастья. В голове просветлело, чёрные мысли и проблемы связанные с матерью отошли в сторону. Но почему-то девушка не могла ощутить всю полноту и силу нахлынувшей любви, словно чего-то не хватало. Мало того, она почувствовала горький вкус, словно эта любовь с её стороны, какая-то фальшивая, не настоящая. Да она была готова пожертвовать ради Виктора всем и даже жизнью. Но всё равно, когда он касался её, не было той искры, которая вспыхивала при контакте с Тимуром. Отмахнувшись от своих ощущений, она ответила, мысленно заверяя себя, что всё только показалось.