Мы не были вместе. Я продолжала встречаться с Лукасом, и при этом опять стала с ним прохладная, что отображалось в некотором не удовлетворении Лукаса. Он начал вести себя, как ребенок, обижаясь на глупости, которые я перестала замечать. А когда в один вечер он начал жаловаться мне на мое плохое отношение, я чуть не рассмеялась ему в лицо. Как-то мне удалось уговорить его, что это через трудности в школе, и кажется, все поутихло. Я получила мягкий поцелуй в ответ и признание в любви, которое меня вовсе не впечатлило.
Мне нечего было ответить Лукасу, это было бы подло и нелепо. Я просто позволила ему обнять себя, и думала в это время о том, что я вдруг начала играть роль роковой женщины, которую всегда исполняла Рашель, которая в конце заканчивалась разбиванием сердец. При этом я не была уверена в том, что Лукас действительно влюблен, так же до страсти, как и я. Ему льстило, что я выпускница, неприступная для многих, вдруг начала встречаться с ним, парнем младше на класс. Я делала все то, что тешило его самолюбие, чтобы заглушить свое чувство вины перед ним за обман. Хвалила его песни, внешность, стиль, даже умение шутить, и он по глупости не распознавал в этом открытой лести, которая под собой не имела весомой почвы. Я подкармливала таким образом его самолюбие. Но когда мы оставались наедине, без компании друзей, нам с ним не было о чем поговорить. Книг он не читал, старых фильмов не видел, а вечер, проведенный со мной у моря, спокойно мог променять на видео игру. Мне иногда казалось, что ему не 16, а 13, будто он ровесник Етни. Им бы как раз больше бы подошло встречаться. Но такие варианты я не рассматривала. Посмей он ее поцеловать так, как меня, я на нем разбила бы его гитару, и барабаны брата.
В любом случае, когда Лукас успокоился, снова стал безобидным и ненавязчивым малым, потому что получил свою долю внимания. Ему просто нужно было, чтобы его хвалили и говорили какой он классный. Я ему это устраивала. Написала несколько десятков смс и отсылала ему время от времени. И меня вовсе не мучило угрызение совести от таких манипуляций — каждый ведь получал то, что ему нужно. У меня была ширма, а у него старшая девушка, которая его боготворила, по крайней мере, на словах. То есть так он говорил многим своим друзьям, а я не возражала, в тайне смеясь с его детских выходок. Мне было все равно, что могли подумать об моих отношениях с Лукасом. Лишь бы никто не догадывался, что происходило на самом деле между мной и Ирвингом.
А что было между нами? Любая девушка, мечтающая о том, что ее любовью будет принц на белом коне, могла бы сказать, что я больная, ненормальная, извращеннка, не понимающая толку в любви. Я была бы с ней согласна, почти. И все же я придерживалась другого мнения. Я приняла то, что люблю Ирвинга, а также то, что он не достанется мне просто так, хотя и не знала причин этого. И все же она была, пусть Ирвинг не говорил мне о своих причинах держать нас на расстоянии. Я видела, что каждый раз, когда он уходил от меня после близости, то ненавидел нас обоих. Вот именно это резало по сердцу больнее всего. Меня разрывали на куски не понятные и противоречивые чувства, и его нерешительность делала выбор этих отношений мучительнее.