«А если баба Стеша рядом? – запоздало подумал Игнат. – Велела ведь сидеть и не высовываться. Увидит – такого ремня всыплет…»
Он не успел дофантазировать положенные ему наказания, как бревенчатые стены избы заходили ходуном. Снаружи слышался нарастающий рев и треск, от окна полыхнуло, и сквозь рамы начал просачиваться тошнотворный запах гари.
Проворная Званка первой метнулась к окну. Выглянула в самый краешек стекла, но сейчас же отпрянула.
– Ох! – сказала она и повторила: – Ох…
Игнат следом залез на скамейку и тоже глянул.
Первым, что бросилась в глаза, было пламя.
Оно полыхало вполнеба, окрашивая деревенские крыши пурпурным глянцем. Игнату казалось, что даже от стекла исходит жар плавильной печи, таким близким и ощутимым был разбушевавшийся огонь. Над алым полотнищем стлался дым – густой и жирный, как кисель. И Игнат услышал, как где-то далеко, за этой ревущей огненной стихией, мучительно и страшно замычали коровы.
У плетня, кажущегося угольно-черным, словно собранным из обгоревших веток, спиной к избе стояла бабка Стеша. Ее жидкие волосы, всегда аккуратно собранные в пучок, беспорядочно развевались по ветру. Ветер трепал и подол цветастой юбки, измазанной чем-то маслянистым. А прямо перед бабкой стояли они…
Внутренности Игната скрутило в тугой узел. Какое-то саднящее чувство – предчувствие беды – заскреблось кошачьими коготками.
«Беги, – шептало оно. – Прячься…»
Но Игнат не побежал, а только стиснул мокрыми пальцами край подоконника и продолжал смотреть. Он никогда раньше не видел их, только слышал сказки да обрывки баек от других, видевших. Но сразу понял, кто стоит по ту сторону плетня.
Навьи.
Их было четверо. Один впереди, трое чуть поодаль. Не люди, только тени. Угловатые, вымазанные пеплом и сажей, грязно-серые, будто сказочные жуки-мертвеглавцы. Их неподвижность была искусственной, неживой.
«Пугала, – подумал Игнат. – Сбежавшие огородные пугала с соседского участка».
Бабка Стеша вздымала сухие старческие руки, и они напряженно подрагивали. Ветер вздымал подол юбки, оголяя ноги в аккуратно заштопанных чулках. Тени молчали, и бушующая стихия разворачивала за их спинами огненные крылья.
– Игнаш!
За рукав настойчиво дернули.
Игнат моргнул, опустил взгляд. Лицо Званки было испуганным, глаза широко распахнуты.
– Игнаш, не смотри! Сам же говорил, если долго на них глядеть, то увидят и заберут…
Мальчик отпрянул от окна.
– Стало быть, веришь теперь?
Званка закивала. Голубая заколка-бабочка съехала с челки, и девочка вернула ее на место побелевшими пальцами.
– Верю, верю. Да и как не верить? Черные совсем, неживые…