ГЛАВА 17
(Перевод:Наталия Сикорская
; редактура:Дарья Галкина
)
Элла
— Хорошо, иногда я совсем не понимаю тебя, — мой взгляд сканирует парк полный погнутых и сломанных решеток и пустых мечтаний. Это детская площадка, на которой мы росли, но здесь проходило больше наркосделок, нежели детских игр. Карусель изогнута, а у качели нет сидения. Цепи качели ржавые, а горка погребена в снегу.
Он тащит меня к качелям с большой усмешкой на лице.
— Не могу поверить, что ты не помнишь. — Он очищает сидение от снега и садится. — Это вроде как, лучшее воспоминание моего детства.
Я стряхиваю снег с соседней качели и сажусь на неё, оборачивая пальцы вокруг холодных металлических цепей.
— Ты имеешь в виду, когда мы заключили соглашение? Я помню это.
Он отклоняется назад и подбирает ноги, взмывая к небу.
— Да, но ты помнишь, что мы делали, перед тем как заключили соглашение?
Я качаюсь взад и вперед, пока снег высыпается из цепей.
— Мы играли в правду.
Тормозя с помощью ботинок, он останавливает качели и поворачивается лицом ко мне.
— Так ты все же помнишь.
— Конечно, я помню. — Я закатываю глаза и кружусь один раз с выпрямленными ногами. — Это был день, когда ты заставил меня признаться, что я никогда ни с кем не целовалась раньше.
Его ухмылка становится шире.
— И день, когда я впервые тебя поцеловал.
Я сжимаю свою челюсть, чтобы не улыбаться.
— Только потому, что я была слишком наивна, чтобы увидеть, что ты играешь со мной.
— Мне было четырнадцать, — говорит он. — Я не играл с тобой. Мне просто было интересно, какого это поцеловать лучшего друга, потому как все остальные девчонки, с которыми я встречался, не делали многого для меня.
Я толкаю его ногу носком.
— Ты такой врун.
Он крестится.
— Сейчас я полностью правдив. Итан продолжал болтовню о его потрясающих интрижках, и я просто не понимал этого. Каждый раз, когда я был с девушкой, было чувство, что должно быть что-то большее.
Я сдерживаю смех.
— И тот поцелуй удовлетворил твои самые дикие фантазии?
— О да, — он надменно улыбается. — Я не мог перестать, целыми днями, думать о том, какие мягкие у тебя губы, — его глаза скрываются в тени. — Но что я, действительно, думаю, подлило топлива в мою одержимость тобой, случилось примерно полтора года спустя: я увидел тебя голой, расхаживающей по своей комнате.
Я тычу в его голень ногой.
— Ты не видел.
Он гордо улыбается и указывает пальцем на качели, на которых мы сидим.
— О нет, не видел. Эти качели не для того, чтобы на них лежать, помнишь?
Я позволяю качели качаться вперед и назад.
— Что ж, пока мы рассказываем правду, однажды у меня был неприличный сон о тебе.