Она выключает песню, играющую в стерео – «The Tide» Spill Canvas, и садится на край кровати. На ней белая рубашка, джинсы, пара туфель на высоких каблуках. Ее волосы завиты и губы накрашены розовым, как и ее щеки.
— Ты уходишь? — Я прячу лицо в подушку, и мой голос заглушается. — Если да, можешь принести мне молоко? Я все выпила прошлой ночью.
Она грубо дергает меня за плечо, заставляя посмотреть на нее. — Ты должна прекратить это. Ты в постели почти три дня... Какого черта произошло в «Звездной роще»?
— Ничего, — бормочу я. — Я забросила папу обратно в лечебницу и вернулась сюда.
— Что твой отец сказал тебе? — спрашивает она обвинительно.
— Ничего. — Я переворачиваюсь на живот и прячусь лицом в подушку. — Слушай, Лила, ты можешь сидеть здесь и копаться во всем этом, но здесь ничего нет. Я просто чувствую себя как дерьмо и хочу побыть одна.
Она возмущается и затем поднимается с постели. — Я вернусь сегодня позже и с молоком.
— Спасибо. — Я закрываю глаза. — И ты можешь снова включить музыку?
Пару секунд спустя Spill Canvas снова наполняют комнату, и я погружаюсь в сон, довольная, что отправила свой мозг в спящий режим.
* * *
— Как долго она такая? — Пальцы легко пробегают по моей спине вверх и вниз.
— С тех пор как вернулась от своего отца, — говорит Лила, с беспокойством в ее тоне. — Так что, кажется, четыре дня. Она едва встает с постели и не хочет ничего есть.
— Какого черта случилось? — Миша звучит обеспокоенно.
Я переворачиваюсь на бок, моргая усталыми глазами из-за солнца, просачивающегося сквозь окно. Миша сидит на краю моей кровати, его рука на моей спине и его волосы немного завиваются, что означает, что недавно он спал.
— Ничего не случилось, — говорю я, и они вдвоем подпрыгивают.
— Это ложь, — Лила ходит по комнате, руки на бедрах. Ее светлые волосы спутаны и на ней пурпурное кружевное платье. — Мы знаем, что-то случилось.
Миша весь в черном, цепь прицеплена к петлям пояса. Его глаза ищут мои и мои внутренности дрожат. — Что твой отец сказал тебе?
Я сажусь, и его руки опускаются на спинку моей кровати. — Он ничего не сказал.
— Элла Мэй, — он тянется к моему лицу, — не корми меня всякой фигней.
— Я не кормлю тебя фигней, Миша Скотт.
Я встаю с постели и тащусь в сторону ванны.
— Ты когда-нибудь задумывался, что я такая, какая есть? Что ты не можешь спасти меня, потому что ты должен спасти меня от моей собственной головы?
Я закрываю дверь и сворачиваюсь на полу, прижимая колени к груди, мысли проносятся в моей голове.
Я хочу, чтоб его здесь не было.
Я хочу, чтоб он просто отпустил меня.