После, казалось, целой вечности, она прочистила горло:
― Что приводит нас к этому.
И снова появляется книга.
Он уставился на знакомую обложку, вспоминая какую гордость испытал, когда издатель впервые открыл ее. Это был его прорыв в литературный мир ― мир, который он любил больше всего. Он поиграл с несколькими разными жанрами, пока изучал английский в университете и на протяжении нескольких последующих лет. Он даже не был уверен, что писательство ― его будущее; он рассматривал редактуру или работу агента. Эксперимент с эротическим романом оказался золотой жилой. Он стал своим собственным агентом, и книга приобрела успех. Она понравилась читателям. Первый роман занял верхнюю позицию чартов. Он был потрясен, что его мечта сбылась.
Он не думал, что будет так много критики. Не только плохие отзывы, а также критика его как личности. Как мужчина может писать о таких скандальных вещах? Был ли он каким-то сексуально озабоченным придурком? Честно говоря, он просто хорошо умел излагать историю. А она оказалась грязной.
Но из-за осуждений, которые получал ежедневно, он решил не привлекать внимания. Иногда он хотел, чтобы его псевдоним тоже оставался в секрете. Его семья была унижена. Он редко появлялся на публике, и еще реже рассказывал людям, которые не работали в этой сфере, чем он зарабатывает себе на жизнь. Особенно таким людям, как Джей. Основываясь на том, как резко она отреагировала на предмет книги, он был уверен, ей не понравится, что именно он ее написал. В любом случае, он должен был рассказать ей.
Что-то подсказывало ему, что она уже знает.
Ничего не оставалось, кроме как выяснить. Он кивнул на книгу в руках Джей:
― Не хочешь рассказать мне, откуда она у тебя?
― Эм. Из твоей кладовки? ― Она сказала это с вопросительной интонацией, а затем исправилась: ― Я имею в виду, я взяла ее у тебя в кладовке.
Из всех ответов, что он ожидал услышать, этого он не предполагал.
― В моей кладовке?
― Прости. Я вынюхивала. ― Она опустила взгляд, будто изучая свои голые ноги.
― Ты лазила в моей кладовке? В моих личных вещах? ― Все беспокойство о ее реакции на его род занятий рассеялось, когда другое чувство взяло верх ― ярость. Может, это был просто защитный механизм, который работал так, чтобы он не чувствовал вины оттого, что скрывал от нее правду, но он был возмущен. Его конфиденциальность была важна. Она была ключевой. Это все, что у него было. ― У тебя не было права делать это.
― Я знаю. ― По крайней мере, она выглядела раскаивающейся. ― Я знаю! Я извинилась. Я даже не намеревалась делать это.