Я больше не вожделела его. Не хотела ни как мужчину, ни как способ насыщения. Отвергнув энергию, сотворенную им, я выкинула его из себя, уничтожив зависимость.
Все же я была права. Люди могут делать больно, не думая о последствиях. Они разрушают целые города за один только призрак поманившей власти, в своей низости готовы убить друг друга за ломаную медную монету. Бескрылые двуногие существа легко лгут и предают.
Агилар оттолкнул девушку, загораживаясь ладонью. Потом потер лицо, как будто стирая паутину нечистоты, налипшую сверху. Приказал наложнице:
– Уйди. Тебя одарят.
Гюзель гибкой змейкой соскользнула с постели, быстро собрала свою одежду и украшения. Накинула на себя сверху кафтан и, низко склонившись, попятилась к выходу, подарив мне на прощанье непонятный взгляд, полный странной смеси ненависти, сочувствия и понимания.
Еле слышно стукнули створки, оставляя нас вдвоем. Втроем. Третьим здесь поселилось одиночество. Оно стучалось в нас, ища лазейки, не понимая, что двери наших душ сейчас распахнуты настежь.
– Амариллис, – тихо позвал Агилар. – Ты когда-нибудь сможешь это забыть?
– Нет, – разжала я губы.
Снова воцарилось молчание.
– Что ты хочешь? – нарушил он его спустя какое-то время. – Скажи мне, чего ты хочешь? И я сделаю для тебя все.
– То, что хочу, – спокойно сказала я, без малейших усилий выдергивая цепь из стены и вставая с колен, – я сделаю сама. Я ухожу. – И направилась к выходу, не обращая внимания на свою наготу. Сейчас мои одежды заменяли горечь и одиночество. В них можно завернуться гораздо плотнее, нежели в любую ткань, созданную человеческими руками.
Я только приоткрыла свое сердце и получила столько, что не унести. Что было бы, если бы я распахнула до конца, полностью? Сломалась бы под грузом ожесточения и невыносимой горечи?
Теперь я знаю, что такое любовь! Это в первую очередь уважение. Любить можно кошку, птичку, кисть винограда, персик, одежду, стол, кровать, оружие. Уважать можно только человека. Любовь без уважения превращает партнера в домашнего любимца. В скота. Да, я была на положении рабыни, но не собиралась вставать на четвереньки и ластиться к карающей руке.
– Нет! – крикнул Агилар, срываясь с места и ловя меня около дверей в свои объятия. – Не уходи! Не оставляй меня!
Он медленно опустился передо мной на колени, прижавшись лицом к животу и крепко обнимая руками. Широкие плечи содрогались от сухих горловых спазмов.
Я стояла, вытянувшись в струну и глядя неживыми глазами на склоненную черноволосую голову. Все, что я испытывала, – отвращение. Да простит меня Творец, призывающий к милосердию. Но люди часто не слышат его зов или слышат слишком поздно.