— Из многих мест. Иначе нельзя. — От многословия приказчика не осталось и следа. — Здесь ничего нет. Склад у нас в Яффе.
— Вижу. — Согласился горбун. — О чем только думают твои хозяева.
— Они в Марселе. Не знаю.
— Почему не расширить торговлю маслом и вином? На них в городе всегда есть спрос. Для этого нужны склады. Как с этим?
Приказчик не уставал пожимать плечами и кланяться.
— Может быть, — вмешался я, — есть старые хранилища?
Приказчик замотал головой, я бы ему поверил, если бы не был уверен в обратном.
— Я вижу, зарабатываешь ты немного, — сказал горбун (а приказчик с готовностью подтвердил). — Кто из наших пользуется твоими услугами?
— Люди из дворца. Колонисты присылают людей. За город перевозить опасно.
— И, видно, побывали здесь недавно. Потому так пусто…
— Нет. Сейчас ничего нет. Давно нет. Последние дни…
— Я думаю, он обманывает нас. — Предположил я, когда мы отправились дальше. — Счета, которые он показывает, не единственные. И далеко не полные.
— Не сомневаюсь. — Подтвердил горбун. Он вернулся в привычное состояние полусонной задумчивости. — Болдуин запретил трогать купцов без достаточных оснований. Так мы можем распугать тех, кто платит налоги. Но, похоже, этот не слишком старается. Они намерены довести себя до разорения. Не могу понять, почему.
Я был с ним согласен. Моя история осталась в прошлом. К тому же Артенак не уставал твердить об осторожности. В дни мира каждый думает о себе. Товий все время проводит во дворце и с увлечением осваивает военное дело. Артенаку я рассказал историю рождения Товия и поведал о смерти его матери. Он отнесся к моим признаниям снисходительно, назвал меня совестливым мужем, а Карину ангельской женщиной. О малолетнем сыне заботится сама Карина. Меня же беспокоит участие ее служанки Зиры, которую многие называют у нас ведьмой. Думаю, не без оснований. Она без устали носится по городу и, похоже, немало знает о всех и о каждом.
Артенак и Франсуа — два человека, которым я доверяю. Но Франсуа занят собой и ищет уединения. Артенак располагает свободным временем и готов беседовать со мной часами. У меня нет оснований сомневаться в его скромности, а мои наблюдения, дают пищу его любознательному уму. Отдаляясь во времени, события обретают несколько другой смысл, иногда более значительный, иногда легковесный. Потому Артенак против более поздних исправлений и в тоже время приветствует любые дополнения. И я, удивляясь самому себе, иногда сажусь за такую работу. Почему бы нет, прихоть формирует привычку, привычка переходит в потребность. Впрочем, до этого, повторяю, еще далеко.