На заявление грека наш Климент спокойно отвечал, что не Рим выбрал Петра, наоборот, Петр выбрал Рим. Не нам — смертным оспаривать, церковь, основанная Петром, принадлежит небу. Эти слова вызвали гул одобрения на местах, где сидели наши и замешательство среди греков. А Климент еще добавил: — Азиатские церкви имеют много глав. Они стоят, подобно горной гряде, трудно выбрать одну. А Рим с другой стороны моря сияет, как одинокая снежная вершина. Разве не ясно, что предпочтительнее для духовного зрения? Ясно всем.
— Нет, не ясно. — Отвергла другая сторона. — Разве столица империи, а вместе с ней — всего христианского мира не перешла из Рима к грекам? Императорский престол, сенат — вот, что было славой Рима. Наша слава не в земном, но раз сами настаиваете на величии, где оно? Было, теперь нет. Город пал под ударами варваров, ими затоптан. Служб не служили. Церкви закрылись. Как может Рим считаться христианской столицей, тем более в сравнении со здешними епископатами? Те были оплотом, служб не прекращали, церковь стояла, не прерываясь. Греки не считают латинян отпавшей ветвью, а хотят образумить и скорбят, что разногласия умаляют силу общего дела. И Константинополь нужен, и Рим, и Иерусалим, все они, как лоза, сплетясь, тянутся по стене вплоть до неба. А стоит одной отклониться — и она усыхает, падает. Так же и Рим отпадет. А уцепится за Константинополь — вновь взойдет к небу.
Грек вещал так яростно, что толмач тоже стал кричать, будто сам проповедовал, а не повторял чужое. Но его не перебивали. А после наступило молчание.
Наконец, с нашей стороны вышел Папский посланник и просил рассуждать без ожесточения. Не все столь образованы, что могут сразу уследить за существом доказательств. А пусть скажут, верно ли, что греки считают Иоанна отцом своей церкви?
Греки подтвердили, что чтут его, как первого среди равных.
— Значит ли это, что и вера его должна быть крепче, чтобы поднимать у других?
И это было подтверждено.
— Согласны ли греки, что Иоанн был первым у пещеры, куда Мария Магдалина позвала учеников, не обнаружив тела во гробе?
— Да, истинно так.
— Тогда почему в пещеру первым вошел Симон, именуемый Петром, а не Иоанн? Почему Иоанн сам признал, сообщил о себе, что замешкался, прежде чем войти, и пропустил вперед Петра. А тот и вошел.
Грек ответил, что так записано.
— Да, записано. — Согласился римлянин. — И тогда далее. Следует ли понимать это так, как понимает Рим? Первым подошел Иоанн, которого особо чтут греки. Так и было. Но заколебался в вере, пребывал в нерешительности, отшатнулся, или, еще пуще, убоялся. Сам же и оправдывался, что