Засыпая, Михаил лежал на спине и смотрел на звезды. Их блеск завораживал. Люди, среди которых он жил последние годы — моряки и бродяги, часто обращались к звездам и советовались с ними в выборе пути. Но то практичное знание не привлекало его. А здесь была игра. Он пытался запомнить очертания сверкающих россыпей, раскрыть тайну, как раскрывают сжатый кулак, чтобы на дне ладони увидеть отгадку своей судьбы. Он не ждал быстрого ответа. Он просто смотрел и ощущал, как с каждым усилием зрения, его наполняет таинственное предчувствие другой жизни, в сравнении с которой нынешняя — всего лишь прихоть и суета. Он искал в звездах ответ на загадку, которая — он это чувствовал — превосходит усилия его воображения, и, тем не менее, требует, чтобы он возвращался к ней снова и снова. Звездный хоровод кружил над темной линией гор в такт с песней, которой заканчивали вечер его подвыпившие попутчики.
На следующий день после того, как спустились с гор, подошли к месту, где была свалена пирамидой груда камней, и стоял большой каменный крест. Другая дорога вела в сторону близких холмов. Здесь их покинули армяне. Они так и ушли строем. Над острыми меховыми шапками, которые эти люди носили постоянно, невзирая на жару, торчали лезвия копий, как вздыбленная щетина единорога. Они скрылись за поворотом, и отряд стал меньше на шестьдесят человек. Но зато позади осталась самая трудная часть пути, скоро начиналась Палестина, охраняемые земли христианского королевства, где можно будет считать себя в безопасности. Осталось пройти Антиохию.
На ночлег становились засветло, чтобы можно было успеть, не торопясь, поесть и передохнуть. Здесь, как бывает ввиду большого города, появились люди. В лохмотьях — одичавшие, они напоминали зверей, кривились жалко и молча, но в глазах было мало человеческого. Только страх и желание схватить побольше и половчее. Нищие боязливо приблизились к каравану. Девочка-подросток протянула грязную руку к Михаилу, тронула за рукав, распахнула одежду, показала чуть заметную грудь. Он отвернулся. Они были голодны и отвратительны. Как смерть может напомнить о себе оскалом черепа, так явление этих людей напоминало им — более благополучным о превратностях судьбы, о падении, о какой-то другой страшной жизни. Все заорали разом, отгоняя нищих. Они не хотели видеть их рядом, иметь с ними что-то общее. Прочь. Прочь. Михаил подошел к лошади, сунул руку под седло. Так хранили мясо в долгой дороге — нарезанное тонкими полосами, оно пропитывалось лошадиным потом, высыхало и не портилось месяцами, несмотря на жару. Купец заметил и подошел. Этот низенький краснощекий человек, легко говоривший на любом из здешних языков, был в ярости. Толкнул Михаила в грудь. Вокруг молчали. Нищие отползли подальше. Страх боролся с голодом, они смотрели, как смотрит собака, готовая выдержать побои хозяина и лизать руку за подачку.