-- Ты прости меня, но я... я хочу спросить тебя... Скажи, как ты сюда попал?
Аким понял ее.
-- Меня отпустили, Наташа... всего на пять часов. Один час я уже провел в дороге. Осталось четыре. Там ждут меня товарищи...
Теперь она, счастливая, смотрела на него. Перед ней был Аким, такой, каким она его всегда знала и любила, -- прямой и честный.
-- Глупая, злая... Как я могла так подумать о тебе! Разве мой Аким способен на такое!.. Ведь ты разведчик, правда?
Аким молча и медленно кивнул головой.
-- Не спрашивай меня больше об этом, Наташа. Ладно?
Она рассмеялась.
-- Не бойся, родной. Наш отряд в ту ночь делал то же, что и вы.
-- Откуда ты знаешь, что мы делали?
-- Ну ладно, не будем об этом...
-- Скажи, Наташа, в селе есть немцы?
-- Нет, сейчас нет. Они боятся в селах... Ну, я пойду, помогу маме...
Наташа оставила его и вместе с матерью начала хлопотать у печки. Потом не вытерпела и подбежала снова. Пыталась стянуть с него сапоги, но в этом не было никакой необходимости: сапоги сами слетели, едва Аким тряхнул ногами. Девушка захохотала:
-- Где ты достал такие броненосцы, Аким?
-- А что, разве плохие?
-- Нет, ничего, я так... -- она улыбалась, тащила его за руку к столу, вся пылая.
-- Потише, Наташа, могут услышать, -- предупредила мать, приподнимая кончик занавески и посматривая на улицу. Наташа как-то сразу погрустнела, словно беззаботная юность, вернувшаяся вместе с Акимом и во власть которой она попала на минуту, испугавшись, ушла от нее.
Через некоторое время Аким уже сидел за столом, уминая за обе щеки кашу.
Наташа, глядя на него, вновь оживилась...
-- Аким, а помнишь нашу избачиху?
-- Шуру-то? Ну а как же!..
-- Мы с ней вечно из-за книг ругались...
-- Помню, конечно. А почему ты -- об этом?..
-- Не знаю...
-- А ты помнишь, Наташа, пионерский лагерь?
-- Еще бы!.. Пионервожатой у нас была Шура. Какая девушка! Сколько она рассказывала нам интересного, а сколько песен мы пропели с ней!.. Вот так и стоят передо мной -- Шура, пионерский галстук... И все такое -- наше...
-- А где теперь Шура? -- спросил Аким.
Губы Наташи покривились, дрогнули.
-- В Германию угнали, на каторгу.
Аким обнял девушку и крепко прижал к своей груди.
-- Не надо, Наташа. Не плачь, родная. Вернется Шура. И будут опять книги, и все будет...
Утирая слезы и глядя ему в лицо, Наташа попросила:
-- Ты прости меня. Уж очень все обидно, больно... Я сейчас... Ведь я только ночью прихожу к маме, да и то не всегда.
-- Что так? -- удивился Аким.
-- Фашисты на девушек облавы устраивают. В Германию увозят. Ты слышал песню "Раскинулись рельсы далеко..."?