Выразилось это в лице моей потерявшей рассудок бабушки Мары, увидевшей меня крутящейся в ее цветочном саду одним апрельским полуднем. Мы только закончили обедать. Сидевшая рядом с ней мама погрузилась в долгий полуденный сон, подложив маленькую подушку под голову.
– В чем дело, бабо?
Пожилая женщина сидела, застыв и – привиделось ли мне – прослезившись. Лишь мгновение тому она говорила без умолку.
– Что случилось? – Мое белое хлопковое платье сложилось в платок, пока я утирала ее щеки. – В чем дело? Скажи мне.
Она сжала свои огрубевшие руки.
– Ты так напоминаешь мне ее.
– Кого?
– Мою девочку…
– Какую? – Я предположила, что мою маму в этом возрасте.
– Мою давно пропавшую девочку...
– Теа, хватит! – Мой локоть с яростью схватила рука. – Стоило закрыть глаза на минуту, и что ты делаешь? Тебе удалось расстроить бабушку!
– Я ничего не сделала. Мы просто говорили о том, что она...
– О чем бы вы ни говорили, не желаю в этом участвовать.
– Что с тобой, мам?
Очевидно, ничего. Просто мигрень. И уже было поздно, так что она хотела поторопиться и успеть приехать домой до темноты.
Прощания были быстрыми, а короткие объятия неловкими. Я не прекратила задавать вопросы, даже когда мы добрались до дома, и тогда мне было сказано, что бабушке все привиделось. Что то вообще могло быть помешательство.
Но однажды выйдя на свет, секреты так просто не уходят снова в тень. Позже тем же вечером я пошла пожелать родителям спокойной ночи и с другой стороны двери в их спальню услышала рыдания. Насколько я знала, мама никогда не плакала. Она и улыбалась-то не так часто, но совершенно точно никогда не плакала (мы с папой шутили, что она была оловянным солдатиком в нашей семье). Сейчас же я стояла в коридоре, пораженная тем, насколько этот звук был мне знаком. Каждая его тональность, его необъяснимая опустошенность: плач, который я услышала в той призрачной комнате много лет назад.
И снова мне было сказало не беспокоиться. Мама была расстроена из–за здоровья бабы Мары, ничего другого.
– Тогда, что ты скажешь о запертой комнате с хламом? Ты плакала там той ночью, когда я нашла фортепиано.
– У всех нас есть определенные моменты, Теа. Не всем нужно делиться, даже с семьей. Так что забудь. Прошу.
Тогда я впервые начала подозревать, что кто-то мог играть на фортепиано до меня. Кого мои родители любили до сих пор, но держали в секрете всю мою жизнь.
Намереваясь узнать больше, на следующий же день я поехала в дом бабы Мары, но выяснила лишь, что у нее не было ни помешательства, ни желания обсуждать странный инцидент.