Стук в дверь вынудил меня засунуть фотографии под подушку: отец пришел пожелать спокойной ночи. Но вместо обычных быстрых поцелуев в обе щеки он остановился у моей постели, не произнося ни слова.
− Мне лучше не ехать, пап?
− Не ехать? Так вот чего мы добились – разрушения планов?
− Я серьезно. Не хочу, чтобы вы с мамой мирились с этим второй раз.
− Второго раза не будет. Потому что ты приедешь на рождество.
− Конечно, приеду. – Также мне стало интересно, поседеет ли он еще сильнее, могут ли за четыре месяца изменений быть очень явными визуально, если все это время не наблюдать их. – Я о другом: мой отъезд, отсутствие меня в поле зрения, беспокойство обо мне.
− Родители всегда беспокоятся. Это неотъемлемое состояние.
− Вы будете беспокоиться меньше, если я буду здесь.
− Как это пришло в твою маленькую головку? – Он сел на край кровати. – Конечно, ты едешь. Мы будем переживать куда меньше, если будем знать, что ты счастлива.
− Я могу быть счастливой где–угодно. Для этого не нужно идти по стопам сестры.
Он положил мне на колено руку – руку такую большую и теплую, что я часто хотела свернуться под ней как лилипут.
− Идти по чьим-то стопам нормально, Теа. Если ты не идешь за чьей-то мечтой.
Я огляделась, осматривая то, что явно не влезет в два чемодана.
− Сейчас я мечтаю поднять все это и переместить в Бостон, вместе с тобой и мамой.
Он попытался улыбнуться.
− Твоя комната все еще будет здесь, когда ты вернешься зимой. Как и мы с твоей мамой.
− Но мне казалось, что вы с мамой против Америки.
− Не против, просто… опасаемся ее. Особенно одного учебного заведения.
− Которого?
Он сразу же нахмурился. Очень, очень сильно.
− Принстон.
Несколько прошлых недель промелькнули в голове вспышкой: стресс из–за выбора университета, необъяснимая антипатия родителей к Принстону. Даже когда пришло письмо о приеме, они настаивали на Гарварде, а я обвиняла их в снобизме по принципу наименования: «Гарвард есть Гарвард» в Болгарии похоже было мантрой, явным решением для тех, кому посчастливилось туда попасть. Но время для окончательного принятия решения еще не пришло. У меня все еще была неделя, чтобы передумать.
− Пап, как думаешь, мы когда-нибудь узнаем, что с ней случилось?
− Нет. И я не хочу, чтобы ты пыталась узнать. Ты едешь учиться, а не гоняться за призраками прошлого.
− Почему? Я тут подумала, а что если…
− Никаких «если», Теа. Мы сделали все, что могли. Как и полиция, университет, пресса, наше посольство. Дело пошло дальше и не завершилось ничем. Поверь мне, оно очень быстро станет для тебя падением по спирали вниз.