После того, как я закинул куклу в рюкзак, мы спустились по лестнице и наконец покинули стены дома, в котором жила Маша. Рухма коснулся моего плеча, перенеся нас на солнечный втором план, скрывая от взора людей. Он уверенно направился по пустынной улице в сторону, противоположную от метро, ведущую к окраине города. Я шёл рядом, с интересом разглядывая окружающий мир. Все-таки есть определённый шарм в этой пустоте и тишине — Идеальный мир без людей! Почувствовав определённую свободу, я вышел на проезжую часть и вальяжной походкой пошёл прямо посредине дороги, глупо улыбаясь. Рухма же, погрузившись в свои мысли, быстро шёл по дороге, совершенно не обращая внимания на то, что я немного от него отстал. В той стороне, куда мы направлялись, кроме довольно редких жилых домов и плотно стоящих гаражей, очерчивающих границу города, не было ничего примечательного. Уперевшись в непроходимую железную стену частных гаражей, Рухма целенаправленно подошёл к одному из них, потянул на себя дверь и, пропуская меня вперёд, наставительно предупредил: «не отставай от меня ни на шаг.»
«Как вообще можно отстать от человека хотя бы на полшага в гараже два на три…», — успел было подумать я, заходя в дверной проем, — «…метра?.. Нихуво себе!» От удивления я остановился и стал с интересом осматривать место, в котором очутился. Мы стояли в самом дальнем конце длинного и довольно высокого коридора, освещаемого рядами свечей, выставленных вдоль красной ковровой дорожки. Стены были черно-красными и выполнены в виде готической кирпичной кладки. Для полноты картины не хватало только распятой жертвы на алтаре и исписанных кровью стен. Рухма абсолютно буднично и спокойно прошёл по коридору, толкнул свободной от кейса рукой огромные деревянные резные ворота и шагнул в не менее грандиозный круглый зал, я скромненько прошёл за ним. Размеры холла внушали трепет: навскидку, десятиметровые потолки уносились ввысь и скрывались в тенях, не озаряемых исполинским паникадилом, казалось, висящим в воздухе.
Осматриваясь и безостановочно вращая головой, стараясь не упустить ни одной детали интерьера, я присвистнул, нарушая кладбищенскую тишину:
— Рухма, какой крутой у тебя гараж, просторный!
Звонким эхом раздалось по залу цоканье его языка. Тяжело вздохнув, он лишь недовольно проворчал:
— И за что мне это наказание?..
От центра зала во все стороны расходились десятки лестниц, каждая из которых вела к таким же коридорам, как тот, что мы только что миновали, с единственной лишь разницей, что, видимо, для идентификации пламя свечей варьировало от обычного желто-рыжего до перламутрово-белого и серо-буро-малинового в оранжевую крапинку. Поднявшись по центральной, самой крупной и наиболее живописно украшенной лестнице, вновь пройдя по коридору, свечи в котором горели ярко-синим пламенем, мы остановились у ворот, я непонимающе взглянул на Рухму.