— Доброе утро, солнечная де… женщина! — перестав откровенно любоваться, выдал Мэллин, шутливо щурясь и прикрывая глаза ладонью. — Я ослеплен твоим сиянием! Очарован и заворожен пуще прежнего!.. Вот что творят волчьи спальни! — обе руки артистически поднялись вверх. — Теперь стража будет не так яростно драться за право стоять подле твоих покоев! — склонился к картофельному Вогану, уточнил у молчаливой головы задумчиво: — Или еще более яростно? Хм-хм! Видно, пряник оказался сладок?
Серые раскосые глаза повернулись к Лианне, вгоняя солнечную ши в краску.
Мидир еле сдержал смех.
Мэллин, подкинув нож и поймав его за лезвие другой рукой, продолжил:
— Я бы сказал, ты прекрасней всех на Светлых землях, но прости-прости!.. — прижал руки к груди. — Мое сердце покорено одной занятной человечкой, женой моего брата! Но я с гордостью вручаю тебе второе место! Если небесный витязь вдруг утомит тебя, и какой из Лугнасадов ты решишь провести на стороне, я в полном твоем распоряжении, — невероятно двусмысленное подмигивание. — Помни, черная сторона противоположна белой, ты тут потеряла то, что я забыл уже когда имел, зато обрела почти утерянное…
Мэллин замолчал в некоторой растерянности, чуть ли не в обиде, не дождавшись ожидаемо резкого ответа.
— Спасибо за добрый совет, Мэллин, — улыбнулась Лианна спокойно, очевидно не желая злиться или дерзить. — Ты очень-очень хороший волк!
— Ах, солнечная де… женщина, не смей! Не смей так позорить мою репутацию лоботряса и шалопая! — брат испугался непритворно, удивив Мидира. — Что скажут прочие волки?..
— Что бы ни говорили, для меня ты — лучший в этом доме. После…
— После Джареда, разумеется, — довольно закончил Мэллин. — Не печалься, я не обижусь на второе место! Ты ведь не обижаешься?
Мидир сам чуть было не обиделся. Как это ему — владыке Благого Двора, королю волков! — не выделили место? Вернее, почему не выделили первое? Но решил: спор слишком глуп, чтобы он в нем участвовал. Глупые дети! Мидир вне конкуренции! Что-то из этого он бормотнул вслух: Этайн зашевелилась, приоткрыла один глаз.
— Ты самый лучший, — сквозь сон очень серьезно заверила она его. — Самый грозный, самый благородный и самый люби-и-имый, — засмеялась чему-то. Видимо, вторым глазом смотрела какие-то свои, сугубо женские смешливые сны. — Мой Мидир! Ты прекрасен душой и телом, словно древний бог, твоя кожа серебрится подлунным снегом, а волосы чернее колдовской но-о-очи…
Голос ее затихал. Мидир поразился, как она все еще говорит связно. Этайн умолкла, зевнула и, смежив веки, снова задышала ровно. Мидир опять глянул в трапезную.