— Давай уедем, Рене, — сказала я ей как-то. Мы сидели в холле на диване и смотрели какой-то дурацкий новый боевик, — уедем и будем жить вдвоем. Снимем квартиру. Что тебе здесь делать, а?
Она удивленно посмотрела на меня и тут же снова уткнулась в телевизор.
— Бред сивой кобылы.
— Что? Почему?
Она снова повернулась ко мне.
— Клер, как ты себе это представляешь? Я же не мужчина, я девчонка, понимаешь? Ты ведь хочешь, чтобы мы жили как влюбленная парочка?
— Ну… нет, хотя бы как подруги…
— Бред.
— Почему? Я… Рене, я люблю тебя и просто не могу без тебя существовать, понимаешь? Мне просто нужно, чтобы ты была рядом. В каком угодно качестве! — Ну насчет «люблю» я ей миллион раз уже говорила, ее это вообще-то не трогало особо, а тут вдруг она как-то дернулась и отвернулась.
— Какие замечательные слова, — странным шепотом произнесла она и пренебрежительно хмыкнула, — «в каком угодно качестве», Клер, ты не знаешь о чем ты говоришь.
— Господи, ну почему не знаю! Я знаю о чем говорю! Ну что тебя здесь держит, что?! — Разгорячилась я. Впервые за много дней я увидела в своей возлюбленной какое-то проявление эмоций, и это показалось хорошим знаком.
— Что меня здесь держит? Ты хочешь знать что меня здесь держит?! — Закричала она, но тут же осеклась, увидев, что привлекла внимание пьяной парочки, обнимавшейся на соседнем диване и стала говорить тише. — Я все сделаю, чтобы ты не узнала об этом. Иначе… Черт, твоя дурацкая влюбленность нужна мне почему-то. Но просто я знаю на какой тонкой ниточке она держится. Я знаю, а ты нет. Поэтому для тебя все такое прекрасное и радостное, а для меня это просто боль, понимаешь? Ведь если ты узнаешь когда-нибудь обо всем, Клер, твоя дурацкая любовь испарится, ты о ней даже и не вспомнишь, и ты не захочешь понять меня и то, что чувствую сейчас я. Не захочешь! Потому что будешь меня ненавидеть. И за это, Клер, за это я сейчас ненавижу ТЕБЯ, понимаешь? Заранее! За твою ненависть!
— О чем ты… Я не буду тебя ненавидеть! Что бы я ни узнала о тебе — я не буду тебя ненавидеть, клянусь! — В порыве чувств я схватила ее за руку, но она резко вырвалась и закричала, теперь уже не скрываясь:
— Не прикасайся ко мне, ясно тебе? Никогда не прикасайся ко мне!
— Почему? — Ошарашено спросила я.
— Потому что я не хочу этого, ясно?
Таких вещей она мне еще не говорила. Отстранялась — да, но вот так, напрямую сказать, что она этого не хочет — нет, такого еще не было. Меня будто огрели хлыстом. Я смотрела на нее, уставившуюся опять в свой долбаный экран, а в глаза у меня набирались горячие слезы. Я сморгнула, чтобы не заплакать и, хотя несколько слезинок покатились по щекам, произнесла как можно более равнодушно и вроде бы как бы задумчиво: