Будем точнее. В прекрасных лекциях «Расширение Англии» Сели удивительно ясно указывает на то, что ход европейской цивилизации к западу в начале XVI столетия был главным образом обусловлен открытием Нового Света, ставшего центром притяжения для Старого Света. В то время Италия падает, потому что океан как великий торговый путь естественно занимает место Средиземного моря. Деятельность, жизнь, благосостояние переходят, таким образом, к Штатам, лежащим по берегу Атлантического океана, к Испании, к Португалии, к тем частям Франции, которые расположены по берегам моря, к Англии и Голландии, как некогда, в мифологической древности, их считали вечной привилегией народов, живших по берегам Средиземного моря: Египта, Финикии, Малой Азии, Карфагена, Греции, Римской империи, Южной Испании во времена арабов, Прованса и итальянских республик. Здесь уместно подумать, что не увенчайся успехом великие мореплавания XV столетия, ставшие возможными благодаря изобретению компаса, богатство и высокая культура остались бы на неопределенное время связанными с берегами Средиземного моря. Так объясняется западный ход цивилизации в течение трех веков. Прежде ее ход направлялся с запада на восток: из Рима в Константинополь, например, от арабов Испании ко всем христианским народам, теперь же замечается обратное. Что касается одновременного движения цивилизации к северу, то оно также основано на том особом притяжении личной инициативы, которое шло рука об руку с вышеприведенными причинами, а именно: на притяжении некультурного и храброго севера более цивилизованным и обессиленным войнами югом. Отсюда вторжения и как бы просачивания варваров в Римскую империю, ожесточение севера против юга во Франции под предлогом ереси альбигойцев, экспедиции французов в Италию при Карле VIII; прибавим еще крестовые походы. Здесь добыча цивилизовала охотника, тогда как привлекательность и завоевание Америк произвели противоположное действие. С точки зрения распространения просвещения это даже хорошо. Что касается крестовых походов, то снискание рая укрепляло притягательную силу завоевания востока. Тем не менее, все эти притяжения, повторяю я, были кратковременными и, несмотря на их долгое существование, случайными поляризациями просветительного света.
Таковы причины, на основании которых я позволю себе заключить, резюмируя все сказанное, что меньшая преступность северных стран зависит от социального факта, от того, что на севере цивилизация существует уже давно, и что этот факт сам заключает в себе социальную причину, что в нем лежит сила подражательного распространения. Если в Италии разница между северными и южными провинциями с точки зрения кровавых преступлений очень резка, а во Франции она почти не чувствительна, то не потому ли это происходит, что социальная жизнь нашей страны дольше и глубже волновалась в новейшее время, как это доказывает особая степень национального объединения, осуществленного ею?