Дверца со стороны водительского кресла все еще была открыта: он вышел всего лишь на пару секунд — захлопнуть багажник.
Каких-то две минуты назад он жил. Был человеком. Рассчитывал быстро вернуться в машину и ехать дальше. Две минуты — и позади целая жизнь.
«Разве это не безумие?» — думал Гордон.
Он обошел дверь и посмотрел в зеркало.
Выглядел он в точности как и всегда. Только сильно напуганным, что неудивительно. Но это без сомнений был он. Наверное, все происшедшее ему привиделось, какой-то кошмар наяву. Его неожиданно посетила мысль: нужно подышать на зеркало.
Ничего. Ни единой капельки. Веский аргумент для докторов. По телевизору показывали: нет на зеркале пара — значит, нет дыхания. А может, с волнением подумал он, все дело в подогреве зеркал? Продавец так нахваливал машину: подогрев, электроника, сервопривод… А может, зеркала цифровые? И в этом все дело? Цифровые, подогреваемые зеркала с сервоприводом, с компьютерным управлением. Незапотевающие…
В голову лезет всякий вздор. Он медленно повернулся и опять с опаской глянул на тело с разверзнутой грудью. Действительно, веский аргумент для докторов. Даже если бы это тело принадлежало другому человеку, смотреть было бы страшно, а оно принадлежит ему самому…
Он мертв. Мертв… мертв…
Гордон хотел, чтобы слово прозвучало погребальным звоном, но не вышло. Это не фонограмма к фильму, он просто мертв — и все.
Не в силах оторвать потрясенного взгляда от собственного трупа, он вдруг пришел в ужас от застывшего на лице глупого выражения.
Разумеется, это было вполне объяснимо. Любой, кого застанут врасплох выстрелом в упор из его же собственного ружья, когда он закрывает багажник собственной же машины, будет выглядеть именно так. Тем не менее мысль, что его увидят с такой нелепой миной, Гордону не понравилась.
Он опустился на колени рядом с трупом в надежде придать лицу выражение горделивое или хотя бы не столь безнадежно тупое.
Задача оказалась практически невыполнимой. Он попробовал потянуть свою до боли знакомую кожу, но не получалось как следует за нее ухватиться: все равно что затекшими руками лепить из пластилина, когда пальцы не соскальзывают, а утопают в нем. В данном случае пальцы утопали в лице.
Его захлестнули отвратительные чувства страха и злости на собственное жалкое бессилие, и внезапно он обнаружил, что душит и яростно трясет свое неподвижное тело. Гордон испуганно отшатнулся: теперь труп мало того что выглядел тупо, но вдобавок зловеще ухмылялся и косил глазами. А на шее багровыми цветами распустились синяки.
Гордон всхлипнул. На этот раз звук, отдаленно напоминающий стон, вырвался из глубин того, во что он внезапно превратился. Закрыв лицо руками, он попятился к машине и рухнул на сиденье. Машина приняла его сухо и холодно, как тетка, которая не одобряет последние пятнадцать лет жизни племянника, а потому, угощая его стаканчиком хереса, старательно отводит взгляд.