Беседа почти охладела, перейдя лишь в глухое кудахтанье Гофман, и я, так как уже было поздно, поспешила вернуться домой.
— Леди Блайт, — Остин окликнул меня на крыльце и протянул корзинку с пирожными, которые я случайно оставила в кофейне. — Было очень приятно увидеть вас еще раз, — произнес с холодной вежливостью стандартную фразу.
Наши руки соприкоснулись, когда он передавал мне ношу. Я поспешно притянула корзину к себе.
— Спасибо, сэр.
Некоторое время мы просто глядели друг на друга, не расходясь и ничего не говоря. Он был до безобразия строг и порядочен, и где-то на подсознании мне хотелось вывести его из дурацкого равновесия, и понять, каков же он на самом деле. Скажем, я желала настоящего мистера Остина, а не эту циничную маску.
— Так почему вы рассмеялись? Вас забавляет практика по продаже женщин? — не удержалась от очередной провокации.
— Вы случайно не феминистка, леди Блайт?
— Я ценю свободу и справедливость. Если это сущность этого движения, то да, я феминистка.
— Я имел в виду, что в некоторых случаях продать жену гораздо гуманнее, чем дать ей развод.
— Находите? — он злил меня и притягивал. Умен, образован, строг и сексуален… и ненавидит меня всем сердцем.
— Разведенная женщина предоставлена сама себе, проданная — новому супругу.
— А чувства женщины вас не интересуют?
— Иногда леди сами не понимают за кого выходят…
Что он имел в виду? Неужели мой брак с Энтони?
— Некоторые джентльмены хорошо маскируются, — в мой голос против воли закрался обвинительный тон, — или прячут истинные качества под маской.
Он прекрасно понял, что я хотела сказать этим выпадом.
— Доброй ночи, леди Блайт, — внезапно завершил наш разговор коротким кивком. Я тоже поклонилась.
Он всегда уходил, едва мы оба достигали точки кипения. Как лед и пламя мы были разные по своей природе, и не смогли бы найти общий язык, даже если бы очень постарались. Но нас отчего-то влекло друг к другу.
Я возвращалась со странной тревогой в сердце. Лучезарные глаза Коулла будоражили мою нервную натуру. Бьюсь об заклад, что он чувствовал то же самое. Великолепный мужчина с загорелой кожей и приятной улыбкой мог бы скрасить несколько месяцев даже в такой глуши, но меня тревожило что-то острое и настойчивое. Остин! Перед ним я чувствовался себя почти нагой и беспомощной, будто он знал все, что я хочу сказать или сделать. Чудовищная проницательность!
Даже дома, сидя за бюро и проверяя за экономкой счета, я постоянно ловила себя на мысли, что навязчивый Остин не выходит у меня из головы. Я боялась его. Да, я, наконец, поняла, что чертовски боюсь его. И хочу его не меньше. Страх и желание — опасная смесь…