Я порылся в кладовке, раскопал в нем это платье и дал переодеться Калабину. По размерам оно оказалось даже несколько широковатым йогу и сидело на нем дорогим бархатным, отороченным горностаем, но все же мешком.
И тут на моих глазах с Володей стало происходить некое перевоплощение. Он снял заколку с хвоста своих длинных волос, лежащего на спине, и распушил волосы над плечами мягким, небрежным встряхиванием головы. Потом вызывающе выпятил свою грудь и даже снизу как-то взбодрил ее руками, как это иногда делают женщины, желая приглянуться мужчинам, а потом стал разгуливать по комнате, игриво вихляя худыми бедрами. При этом он томно потягивался, словно кошка, которую гладят, и украдкой бросал на меня липкие взгляды.
Я же смотрел на все это в высшей степени подозрительно и официально, мне не верилось, что, не будучи профессиональным артистом, можно вот так мгновенно перевоплотиться в женщину. Наконец Володя уселся в кресло и проговорил более высоким, нежели обычно, голосом:
– Что у тебя есть такого, чтобы можно было бы быстрее войти в транс?
– Только воскурения.
– Зажги. И прикрой жалюзи от света…
Я глянул в окно – на улице только что начало смеркаться и был виден самый краешек нарождающегося месяца. Я занавесил окна, и в квартире наступил полумрак. Потом принес связку индийских курительных палочек и возжег их.
– Садись, Николай, – тихим, как шелест осенних листьев, голосом проговорил Калабин. – Что бы ты хотел, чтобы я тут тебе материализовал?
– Давай, слиток золота Сбербанка России! – бросил я, что называется, с кондачка.
Конечно, я еще мог как-то поверить, что можно воссоздать нечто примитивное – пепел там, какую-нибудь железку, даже прищепку деревянную. Но золото?!
– Можно и слиток, но только не банковский, – прошептал, едва ли не умирающим голосом, йог, – я плохо помню клеймо на слитке. Может, просто золотое кольцо? – я там пробу помню получше.
Я был потрясен его ответом и подумал, не подсмеивается ли Калабин надо мной? Но его глаза смотрели на меня бесстрастно, хотя и расфокусированно.
– Давай кольцо… – смято ответил я.
Калабин прикрыл глаза и затих окончательно. Прошло минут пятнадцать, и все это время он оставался все таким же обездвиженным, лишь заострились черты лица, ставшего напоминать собой живую мумию. Но вот и оно в сгустившихся сумерках потеряло очертания, и теперь из дальнего угла, где стояло приютившее шамана кресло, слышалось лишь ровное дыхание. Теперь я уже не понимал, заснул ли Володя или все еще бодрствует где-то там, в своем трансе. В этот момент вдруг послышались дробные звуки, словно постукивали ложкой по дереву, и одновременно я заметил туманные искорки на крышке стола, клубившиеся там словно рой светлячков.