Долго и жадно ел Багров хлеб с медом, запивал чаем. Оживал. Хозяин счел, что пора и поговорить.
— Сколь же ты не досидел, Михайло?
— По амнистии, дед.
— Ты это… не загибай! Думаешь, я по старости сдурел вконец?
— А не сдурел, так не спрашивай.
— А ежели мне интересно?
— Ишь ты, ему интересно! — язвительно скривился Багров.
— Дерзить не смей! А то вот тебе Бог — а вот порог! — Дед Василий распрямился; даже и теперь еще проступали в нем прежняя стать и размах.
— Так-таки и выгонишь? Савельева внука?
— Только ради светлой памяти, — помолчав, сказал дед и перекрестился. — Слава Господу, Савелий не дожил!
— Слушай, мне от тебя ничего не нужно. Может, переночую — и прощай. Вот только… выпить бы малость.
— Выпить нету, — решительно ответил хозяин.
— Врешь. Держишь небось для зятьев.
— А хоть бы и держал! Водки не дам! Ты через нее и сгинул!
Невдалеке забрехала собака, дед Василий озабоченно приник к занавеске, проследил за кем-то, обернулся к обмякшему за столом Багрову:
— А скажи на милость, за каким шутом ко мне-то пожаловал? То годов пятнадцать глаз не казал, а то на тебе — явился!
— Прикажешь к Матвею идти? Или к Андрюшке Зубатому? Там меня враз и прихлопнут.
— Все одно поймают, Михайло. Куда денешься?
— Потом пусть ловят, — равнодушно уронил тот.
— Пото-ом?..
Косматые брови взлетели, собрав лоб в глубокие морщины, затем поползли вниз, нависли по бокам ястребиного носа.
— Чевой-то ты задумал? А? — грозно приступил дед к гостю.
Но уже не те были годы, когда Мишку устрашал закадычный Савельев друг.
— Дело есть, — твердо и тяжело легли его слова поверх стариковского окрика. — Что-то жарко у тебя, — попробовал отвлечь разговор в сторону.
Дед сел против него.
— Это от меду. Сколько ден не емши-то?
— Двое суток.
— Ох, Михайло, натворишь ты беды! Ведь чисто зверем смотришь!
— Я сейчас зверь и есть… Зверь за добычей, а за зверем — охотники.
— Ну, вот чего: отвечай по чистой совести — какое твое намерение?
По совести Багров ответить не мог. Но старик был пока очень нужен. И — подспудно где-то, на дне сердечном — было перед ним немного стыдно. Потому ответ прозвучал без вызова, по-родственному:
— Слушай, дед, я много куролесил, верно. Однако не подличал. Ты за мной какую подлость помнишь?
— Еще бы не хватало!
— Так вот те крест — мое дело справедливое.
— Будто ты в Бога веруешь!
— Тогда памятью Савелия Багрова клянусь! — поднялся торжественно.
Встал и дед Василий.
— Гляди, Михайло, не бери греха на душу!
Багров пошел к лавке, повалился на нее:
— Стемнеет — разбудишь.
Хозяин зашаркал к окну. Снег перемежился, но тучи висели серым пологом.