— Но сейчас-то ищут тебя, Миша. Объявись сам, скидка будет. Объясни, как было… люди же — поймут! Прошу тебя!
— Противно, Майка. Словно побитая собака на брюхе…
— Переломи себя, Мишенька! Пойдем. Пойдем вместе!
Вот и перегнула палку, сразу воспротивился:
— Еще не хватает, чтоб ты меня за ручку вела! На весь город потеха! Сам дорогу найду.
— Значит, пойдешь? Честно?!
Багров медленно обогнул стол, Майя Петровна встала навстречу.
— Поцелуй!
То было требование залога, обещания; или печать, скрепляющая договор.
Майя Петровна поцеловала мужа. Но губы-то лгать не умели.
— Я вещи соберу, продукты… — заторопилась она. — Принесу в милицию.
— Побудь еще, Майя…
Пока она была здесь, единственная его желанная, пусть хоть такая, только прохладно-ласковая, Майя принадлежала ему. А дальше — какие немеряные версты разделят их! Сколько они не увидятся!
Майя Петровна понимала, что муж ждет от нее еще каких-то слов, чувств. Но где их взять? Силы ее иссякали.
— Скорей надо, Миша, чтоб сам ты, пока не поймали!
— Ну… ладно, — смирился Багров. — Подожду, пока обратно полюбишь.
Она кое-как повязала платок, надела пальто и, уже одним рассудком, а не исчерпавшим себя сердцем сознав, что надо смягчить боль мужа, — прислонилась к его груди, дала себя обнять напоследок.
И вот — скрылась в сенях, мелькнула мимо окна и канула в темень за плетнем.
Багров окинул прощальным взором дедову горницу, прислушался, как тот заливисто похрапывает в каморке. На столе мутно зеленела бутылка. Багров отвел глаза, но их опять потянуло к зелени.
Лукавое самооправдание нарисовало картину сдачи властям, раздуло предстоящее унижение. Багров налил стакан до краев. Не пропадать же. Может, последний раз в жизни!
В милиции было пусто. Две минуты назад группы захвата приступили к операции. Еще через тридцать — сорок минут станут известны итоги. Томин и дежурный помалкивали. Обоим хотелось верить в удачу. Дежурному оно удавалось процентов на семьдесят, Томину процентов на двадцать.
Однако, если спросить, питает ли он надежду взять Багрова в ближайшие часы, Томин, не колеблясь, ответил бы «да». Но не облавой. Просто… ну не могла столь тихо завершиться эпопея Багрова.
Мысль эту Томин обнаружил в себе уже в готовом виде, не заметив, как она созрела. Но таким — подспудно рожденным — он внимал, пожалуй, больше, чем логически обоснованным. Внутренний голос предупредил: готовься к бурным событиям. Хорошо, если не трагическим.
По коридору кто-то бегом — и, запыхавшись, влетел в дежурку. Один из «штабистов» Виктора, приданный засаде в качестве связного.