Звездчатый ореол далекого солнца растворялся в желтоватом воздухе. Диск тонул в пепельном размыве, изнутри накаляя его. Багровое стекало вниз и серело на краю, переливаясь затем в коричневое у самой земли. Наступил предвечерний час заката. Час, когда сумерки создают какую-то по-особому напряженную тишину. Во дворе растрепанная удивительными событиями дезертирская толпа застыла на месте недвижимо, как застывает охлажденная потемневшая лава.
Газетов закричал:
— Назад, ребята, к родимым очагам! Там и есть наша крестьянская правда!
Ночью они покинули двор кадетского корпуса, разоружая по дороге редкие патрули и захватив склад с оружием в женской гимназии, чтоб прийти к своим, как полагается воинам. Шли успокоенные и радовались, оставив за спиной испоганивший Сенную площадь знаменитый эшафот высотой с дом. Их пока никто не преследовал.
Атаманцы на рассвете готовились оставить Псков навсегда.
Он проснулся на рассвете с чувством внезапной тревоги. Проснулся как от толчка. Спутники трудно стряхивали ночную одурь. Выбрались они из леса, когда воздух только наливался прозрачным, янтарно-медовым звоном. Пробудились и певчие птицы. Листья, гладь недальней реки и загустевшие травы, зеленым потоком стекающие с холмов, выглядели отмытыми и даже отлакированными.
Он шел и думал, что крестьяне утвердили свое бесспорное право на то, что принадлежало им по рождению, с древности, еще в ту пору, когда не было ни царей, ни князей, ни латифундистов, ни парламентов, ни арендаторов, ни адвокатов, а была лишь жирная щедрая почва, разворотившая нутро, чтобы принять бронзовые зерна, и трудящийся на ней человек. Чьими же руками была завоевана власть в многомиллионной крестьянской стране, если не руками крестьян? В ту минуту, как только вопрос встал «или — или», крестьянин получил надел и мир. На, бери, паши, сей, корми! И сам кормись! Читай! Учись! Действуй! Земля! Зе-е-емля-я-я!
Самым поразительным было то, что мысли эти откристаллизовались у Крюкова именно сейчас, когда он чутко прислушивался к воспаленному ночной сыростью дыханию людей, влезших в дезертирскую шкуру, но вдруг начавших понимать, что происходит и с ними, и вокруг.
Пыль под тяжестью влаги приникла к почве, и измученные люди, поглощенные непривычными ощущениями, своим движением к неведомой и пока страшной коммуне не заметили, как полуэскадрон казаков и текинцев выскочил на рысях из-за поворота, теряющегося между холмами, сразу взяв шашки на изготовку, как только обнаружил их.
Несмотря на то, что теперь уже бывшие дезертиры вооружились в Пскове, они еще не умели защищать себя в своем новом качестве, хотя почти все когда-то воевали на германском фронте. Беда настигла их на пороге дома, на пороге другой жизни, как настигают едва успевшего раздеться и прилечь на лавку беглеца, обессиленного долгой дорогой и разомлевшего от еды.