— Подвиньте сюда, — сказала Вера Федоровна, не меняя положения тела.
Дверь резко распахнулась. В комнату почти вбежал коренастый парень в замасленной телогрейке. Молча подскочил к буфету, запустив руку, вытащил кусок хлеба, погрузился в него зубами, выбирая мякоть. Скользнул взглядом по Сухареву и тут же уставился в хлеб.
— Руки хоть вымой, — безропотно сказала Вера Федоровна и на той же ноте кончила: — Володи нашего не стало. Вот товарищ оттуда пришел… и вещички тебе в наследство…
Парень слушал, не выпуская хлеба. Закопченные, цвета хлеба, руки мелко задрожали. Скулы двигались автоматически, дожевывая корку. Он снова посмотрел на Сухарева, повернулся и выбежал из комнаты, так хлопнув дверью, что лампа на столе закачалась.
— Дима, младший мой, еще семнадцати нет, — слышал Сухарев спокойный, обескровленный голос. — Все в армию просился, не взяли, так он на заводе…
— Куда это он? — спросил Сухарев, имевший слабое понятие о тыловой жизни.
— В магазин, должно, карточки выкупать. А вас-то как величают?
— Иваном.
— А батюшку?
— Данилом.
— Вот и я говорю, Иван Данилович, род людской свирепеет. Вы посмотрите альбомчик-то.
Сухарев послушно переложил альбом на стол. Вера Федоровна осторожно перекидывала толстые картонные подложки, оглаживая фотографии пальцами. «Что она их гладит?» — насторожился, и ему не по себе стало от этого оглаживанья.
— Смотрите, здесь он в школу пошел, я тогда штанишки ему отпускала, новых не было. А это в пионерском лагере в Бронницах, на линейке, ему там нравилось. Видите, какой красивый, безвредный для всего живого. А теперь его прямо в шею. Зачем это? Ой, — сказала она, не повышая голоса, — свет потух. Последнюю неделю что-то часто стало портиться. То потухнет, то опять зажжется…
Лампа под зеленым абажуром продолжала гореть не мигая. Сухарев посмотрел на Веру Федоровну и поразился бесцветности ее глаз.
— Видите, — оживилась Вера Федоровна, и глаза ее сделались обычными. — Я же говорила, вот и зажглось.
— Напряжение, верно, падает, — поспешно согласился Сухарев. — У вас внук будет. Только надо в часть написать, чтобы пенсию оформили. Я приеду — похлопочу.
— Зря вы к ней первой пошли, — осудила его Вера Федоровна, тут же простив. — Да уж теперь все равно, у меня бы еще хуже получилось, она бы сразу на лице прочла. Мы сначала хотели его Петром назвать, Риточка была согласна, а теперь я думаю — Володей.
— Это мысль, — Сухарев кивнул, подумал и слазил в мешок за тушенкой. — Я-то сам детдомовский, но семью тоже создать желаю, — вытащил банку, поставил на стол. — Это вам, мамаша. Трудновато, конечно, вам будет теперь без основного кормильца, но ничего, перебьемся. Мы вам завсегда всем полком поможем. И Маргарите Александровне так и передайте, сиротой не оставим, если желаете, я лично… — Сухарев начал запинаться и продолжал с усилием выискивать слова, каких и сам от себя не ждал. — Мы, конечно, понимаем… в такую минуту грешно… но если пожелаете, то и я вам за сына…