Начало было прекрасным: показывали уже несвежий, с запашком выпуск «Вохеншау» от марта 1943 года. Великий рейх погрузился в траур. Фюрер в черном костюме самолично освещает символическую братскую могилу для верных своих солдат, погибших под Сталинградом. Приносит соболезнование высокопоставленным вдовам.
Экран бесстрастно светился, подмигивая истории. Германия онемела, затаилась, опустив жалюзи и полотнища траурных флагов. Черные, растерянные лица. Они еще не понимают того, что случилось.
Но уже лопочет бесноватый: Германия победит, Германия отомстит, скоро войдет в строй новое тайное оружие, и наши враги будут стерты с лица земли.
Онемелые лица глядят в зал — о чем они думают? Губы на замке.
Долгие ряды крестов. Войдет в строй новое тайное оружие. Крестов станет еще больше. Весь мир зарастет крестами, так хочет великий фюрер, для этого ему недостает лишь великого оружия.
Наконец эта дребедень завершилась. Можно погрузиться в тягостную истому придуманной и четко отрепетированной жизни.
На экране возникает белоснежная Марика — никуда от нее не деться, никуда от нее не уйти, я навечно с ней обручен, пригвожден и распят. Избранница моей судьбы оказалась неверной, как последняя кокотка Антверпена. Стоило пройти еще раз мимо «Меркурия», чтобы убедиться в этом: Марика по-прежнему висела в витрине в единственном числе, преграждая путь в тихую гавань. Все же сквозь призрачное стекло я различил Эжена, тот был на месте, склонившись, как всегда, над треногой и камерой.
Марика Рокк, мой крик и рок! Впрочем, на твоем языке это не звучит. А сочинять буриме специально для тебя мне противно. Я должен обдумать ситуацию.
Идти в третий раз мимо «Меркурия» Поль не решился. Выбрался на рю Нёве и, почти не раздумывая, купил билет в «Астор», чтобы спрятаться там от солнца и чужих глаз, благо сеанс начинался через пять минут.
Лента оказалась приторной до тошноты. Он летал и был тяжело ранен в воздушном бою. Она в белоснежном халате ждала носилки с ним в приморском госпитале, восхищаясь его былыми подвигами и вдохновляя на новые. Любовь продолжается на фоне волн. Он и она не догадываются о том, что они брат и сестра.
Значит, так, знаки спутаны. Но почему? Эжен стал подранком, работает под контролем? Гестапо знает, что знаки должны быть, но не знает, какие именно.
А если проще: экономка Луиза мыла стекло, и случайно кнопка отскочила, Марика Рокк выпала из моей судьбы.
Поль вздрогнул: ему показалось, что он узнал этот длинный спуск от Ливадии к морю. Так и есть! Я-то думал, что это какая-то чужая Адриатика, а на экране маячила плоская макушка Ай-Петри и неверная Марика пела немецкому Зигфриду песню о немецкой верности, предварительно взлетев вместе с ним на крыльях любви прямо в Ласточкино гнездо. Вот так они и любят друг друга в заморских для них краях, а ведь это моя земля, кровная и единственная, родная до сухоты в горле, желанная до дрожи, и я ходил там в обнимку, и волны с тем же шорохом плескались у ног.