В самом деле — зачем он сюда пришел? Ему на вернисаж пора. Или сам решил тут выставляться?
Она молчала оттого, что хоть намеком желала догадаться, с чем же он к ней заявился. Если за памятью — увольте, он будет копаться в ее воспоминаниях, самодовольно захватывая их жирными от любопытства пальцами. Впрочем, руки у него холеные, отметила она справедливости ради. Но все равно, копаться не дам: холеные-то руки еще жадней…
Он скованно полез за сигаретами холеной рукой. Маргарита Александровна ойкнула и кинулась на кухню за пепельницей. Она двигалась легко и свободно, он не думал, что она такая высокая, и фигура удивительно сохранилась, и вообще она вся прекрасно смотрится: голубая водолазка обтягивает длинное тело. Хрупкий корпус и небольшая головка соединены гибкой шеей, коричневые брюки из эластика подчеркивают выразительный излом бедер, короткой стрижки волосы, на ногах золотые тапочки с причудливым носком, а ведь она никого не ждала в этот ранний, еще не визитный час, для себя оделась; тапочки, тапочки, золотые тапочки, не дают ему покоя эти тапочки, золотые, разношенные, байковые, всеногие, шлепают по ванной, валяются под диваном, а он-то по этажам шлепал, как же он обмишурился, да еще в присутствии великого Данте, погнался за своим золотым руном, которого и в помине не было, зато нынешние волосы ухожены, стрижены под Гавроша, хоть и золотятся, да не навьешь на пальчик. А он погнался за колечком и получил чужие тапочки, поделом же ему, а ведь приперся, ослепший олух и влюбленный дурень. И снова мгновенно слепнуть ему при виде Маргариты Александровны можно, да только теперь он не такой простак, теперь его на мякине золотых тапочек не проведешь…
Маргарита Александровна вернулась, поставила на стол круглую серебряную пепельницу с восточным орнаментом по краям, обогнула стол и снова уселась напротив.
— Быстро нашли меня? — спросила она, перетягиваясь к нему над столом с сигаретой в зубах, чтобы прикурить от его зажигалки. Ее волосы коснулись его руки, он увидел ее глаза так близко, что мог бы заглянуть в самую их глубину, но глаза оставались по-прежнему настороженными и не раскрывались встречно, они были такими же большими, с тем же светло-голубым оттенком, даже больше стали, взгляд оторочен синей тушью, ведь нынче в моде большие глаза.
Прикурила, откинулась на стуле, пустила над столом косую белесую струйку.
— Верно, долго искали? — спросила снова.
Он хотел отчаянно ответить: двадцать пять лет, но вместо того пустился в транспортные бытовизмы: метро, автобус, как он следовал за всеми поворотами записки. Она не перебивала, лишь раз заметила, что в выходные с транспортом легче, а после опять замолчала. Вопросов у нее больше не было.