Заметив стражников, он кивнул. Стражники кивнули в ответ и остановились рядом перед семью могилами. Только одна из них была ухоженной: блестящая мраморная плита без следа мха, травка подстрижена, каменный бордюр сияет чистотой.
Деревянные надгробия остальных шести могил поросли мхом, но каменную, ту, что в центре, кто-то очистил, так чтобы можно было разглядеть имя:
А чуть ниже чья-то старательная рука вырезала:
На могиле покоился огромный, перевязанный лиловой лентой венок из сирени. На нем, также перевязанное лиловой лентой, лежало яйцо.
– Госпожа Лада и госпожа Батье с девушками приходили чуть раньше, – сообщил Достабль. – Мадам, как всегда, позаботилась о том, чтобы на могиле лежало яйцо.
– Приятно, что они не забывают, – сказал сержант Колон.
Они помолчали. Никто из них, положа руку на сердце, не обладал подходящим подобному случаю запасом слов. Однако через некоторое время Шнобби почувствовал, что не может больше молчать.
– Однажды он подарил мне ложку, – поведал он.
– Да, я знаю, – кивнул Колон.
– Папаша отобрал ее у меня, сразу как вышел из тюрьмы, но это была моя ложка, – упрямо продолжал Шнобби. – Своя ложка так много значит для ребенка.
– Если на то пошло, он был первым, кто произвел меня в сержанты, – сказал Колон. – Меня потом разжаловали, конечно, но я уже знал, что снова смогу подняться. Он был хорошим стражником.
– Он купил у меня пирог, – ответил Достабль. – Когда я только-только начал работать. На первой же неделе. И весь съел. Ничегошеньки не выплюнул.
Они снова замолчали.
Через некоторое время сержант Колон откашлялся, и его кашель послужил остальным сигналом, что торжественная минута истекла. Можно было расслабить мускулы.
– Знаете, надо будет как-нибудь прийти сюда с садовыми ножницами и немного подстричь эти заросли, – сказал сержант.
– Ты каждый год говоришь это, сержант, – заметил Шнобби, когда они двинулись прочь от могил. – Но до дела так и не доходит.
– Если б мне давали доллар за каждые похороны стражника, на которых я тут присутствовал, – сказал Колон, – у меня уже было бы девятнадцать долларов и пятьдесят пенсов.
– Пятьдесят пенсов? – переспросил Шнобби.
– Капрал Хильдебидль вовремя очухался и принялся колотить в крышку гроба, – пояснил Колон. – Это было задолго до тебя, конечно. Все тогда сошлись во мнении, что это было настоящее чудо.
– Господин сержант?
Все трое обернулись. К ним шустро ковыляла костлявая, закутанная во все черное фигура. Это был Первый Законней-Некуда, местный могильщик, тут же и живущий.
Колон вздохнул.