– Амнистия – это когда никто никому ничего не дерет, – заявил Дикинс. – Амнистия – это когда все делают вид, будто ничего не произошло.
– Вот и ладно, – отозвался Букли. – А медалями-то наградят? Я хочу сказать, мы ведь так… – он сосредоточился, – са-мо-от-вер-жи-мо защищали свободу. Лично я бы дал нам медаль.
– А я вот думаю, надо было весь город обаррикадить, – встрял Колон.
– Угу, Фред, – хмыкнул Пятак. – Но тогда, хна, мы б и всяких плохих людей обаррикадили.
– Да. Но командовали бы все равно мы! – возразил Фред.
– Парни, чего зря молоть языками, – вмешался, попыхивая трубкой, сержант Дикинс. – Мы сражались, остались с руками и ногами и сейчас нежимся на посланном богами солнышке. Мы победили, вот и все. Вы победили, понятно? Все остальное – чепуха.
Некоторое время все молчали.
– А вот Масхерад не победил, – наконец сказал молодой Сэм.
– Мы потеряли пять человек, – отозвался Дикинс. – Масхерад сами знаете как погиб, еще двоих застрелили из арбалетов, один свалился с баррикады, один случайно перерезал себе горло. Бывает.
Все уставились на него.
– Думаете, нет? – фыркнул Дикинс. – Куча взвинченного до предела народу, всякие острые штуковины, суета. Хотите – верьте, хотите – нет, но кровь начинает литься, еще когда до врага остается добрых миль пятьдесят. Люди мрут как мухи.
– А у Масхерада была мать? – спросил Сэм.
– Его вырастила бабушка, но она давно умерла, – сказал Букли.
– И что, больше никого у него не было?
– Не знаю. Он никогда не рассказывал. Он вообще был неразговорчивым, – ответил Букли.
– Надо скинуться, – решительно произнес Дикинс. – На катафалк, гроб, все остальное. Кроме нас, об этом некому позаботиться. И вот еще что…
Ваймс сидел чуть в сторонке, глядя на улицу. Ветераны, стражники, просто люди, еще недавно защищавшие баррикаду, тут и там сбивались в группки, чтобы поговорить. Вот какой-то человек купил у Достабля пирог. Ваймс покачал головой и усмехнулся. Дармовые бифштексы рано или поздно кончатся, а пироги Достабля останутся. Мелкая торговля и окончательно атрофировавшиеся вкусовые сосочки всегда торжествуют.
Стражники вдруг грянули песню – то ли за здравие, то ли за упокой. Первым запел Дикинс, другие подхватили, причем каждый пел как будто сам по себе, не обращая внимания на остальных.
– Как взмывают ангелы дружно в ряд…
Редж Башмак сидел в одиночестве на фрагменте баррикады, на который в данный момент никто не претендовал. Юноша по-прежнему сжимал в руках древко флага и выглядел таким несчастным, что Ваймс почувствовал, что должен подойти и поговорить с ним.