— Немедленно слезай оттуда мелкий паршивец? — В голосе высокой, полной женщины кипело бешенство, которое, лишь разгоралось, наталкиваясь на упрямый взгляд бирюзовых глаз.
— Не слезу. — Мальчик, нахально уставился на сестру-экономку, не испытывая ни малейшего страха или смущения.
— Позову отца-настоятеля.
Эдмунд лишь пожал плечами, хотя угроза ему не понравилась. Разумеется, добрейшего отца Анселло он ничуточки не боялся, как, впрочем, и всех остальных в этой обители. Но месяц назад между ними состоялся долгий разговор, состоявший из угроз, увещеваний, призывов к совести и наставлений вести себя так же, как другие воспитанные мальчики. Последних, по мнению Эдмунда, не наблюдалось на пространстве в пятьдесят миль от обители, однако тогда он молчаливо кивал, соглашаясь с искренним желанием отца-настоятеля видеть его почтительным, вежливым и услужливым.
— Послушайте сестра Хилда, — Эдмунд посмотрел ей прямо в глаза, зная, что это всегда срабатывало, — давайте договоримся… — Однако, закончить он не успел.
Грозная экономка внезапно осела на землю и беззвучно заплакала. Это было неожиданно и… как-то неправильно. В отличие от многих других сестер Ордена Милосердия Хилда не пожелала в свое время выйти замуж и посвятила свою жизнь обители и ее немногочисленным обитателям. Она была не похожа на других сестер — добродушных и покладистых. Железная воля, хозяйственная хватка, способность на равных говорить и с высоким лордом и последним крестьянином, делали ее незаменимым помощником для мягкого и снисходительного отца Анселло. Добрая, но рачительная, заботливая, но суровая Хилда-Дракониха твердой рукой вела хозяйство в далекой, забытой Триедиными и властями обители. Конечно, Эдмунд порой тяготился мелочной опекой, и, как ему казалось, излишней требовательностью сестры-экономки, но при этом всегда чувствовал ее неподдельные заботу и внимание. За это он был искренне признателен, что, впрочем, не мешало ему регулярно совершать грабительские вылазки в продуктовые кладовые обители, возглавлять тайные походы на столь любимую им и стальными мальчиками-воспитанниками кухню, устраивать всевозможные каверзы кротким и смиренным братьям и сестрам. Неудивительно, что вызванное этими бесконечными проделками ожесточенное противостояние с сестрой-экономкой, в большинстве случаев заканчивалось для него очередной выволочкой, распухшим ухом, а зачастую и весьма болезненным стоянием на горохе. Тем не менее, противоборствующие стороны друг друга уважали, боролись в рамках неписанных правил, основной смысл которых сводился к незамысловатым: «не пойман — не вор» и «не навреди обители». Тем неприятнее был для обоих факт, что сегодня Эдмунд, хотел он того или нет, эти правила нарушил, пересек невидимую, но очевидную для присутствующих черту.