Старый романс вместе с моей памятью и табачным дымом унёс меня домой. Я бродил по Мисхору. Я жарко обнимался с солнцем. Я целовался с солёной Луной. Я приговаривал к декламации молоденьких ветреных поэтесс…
Ваши документы, – вывел меня из транса чей-то недружелюбный голос. Коню понятно, что он принадлежал блюстителю порядка.
Сколько? – невинно спросил я. Документов у меня не было.
Сто.
Двести, и в следующий раз ты проходишь мимо.
Идёт, – он взял деньги и испарился, а я подошёл к наезднику дисков и:
Отец, сколько у тебя стоит песня?
Да, кто сколько даст, сынок.
Неправильная политика, – и я прочитал ему лекцию относительно самоуважения, самооценки и связанных с этим расценок его творчества, – чем больше называешь, тем сильнее тебя уважают, – резюмировал я.
Тогда тыща, – научил старика на свою голову.
Нехило просишь.
Ты ж сам надоумил, – недоумевал тот.
Поэтому мне положена скидка. Как считаешь? – я улыбнулся.
Что будем слушать? – казалось, он не услышал моего вопроса, и, поскольку в моём взгляде по-прежнему читался вопрос, добавил: – Положена, положена. Успокойся.
В таком случае, повторим «В парке Чаир», – я дал ему десять баков и, немного подумав, протянул в подарок осень. Всё равно, дома ей нет места.
Кем-то небрежно оторванный, последний летний день упал на тротуар и растворился в осенней луже.
Ивана. 14.03.02 г. Москва.
Пуанты.
Встал он к стенке, угрюмо посмотрел на стрелков, запомнил каждого в дуло, попрощался с жизнью, пожалел, что не дал тогда в глаз пьяной балерине Зинке и запел «Боже, царя храни».
Залп и… хрена лысого. Ни одной царапины, если не считать свежих щербин на многострадальной кирпичной стене.
Шнабс-капитан Бесперебойный выплюнул изо рта цветик-семицветик и, глядя на героев расстрельной команды, весело констатировал факт неудавшейся генеральной репетиции парадно-показательной казни приуроченной к международному женскому дню 8 марта:
– Блядь. Господа, да они ж все в гавно.
А Клим подумал: "значит, буду жить долго. Какой бог? Какой царь? Какая в жопу Зинка? Вот стану комиссаром, надоть будет учредить звание Ворошиловского стрелка и давать его всем, кто мимо". Брезгливо снял свои обосранные портки и пошёл себе восвояси с места неудавшегося аутодафе. И там, где ступала его нагая нога, бурной плесенью начинали цвести несущие конструкции несуществующего слога его отрыжки вперемешку с икотой.
– Стреляй. Стреляй, Глеб Егорыч. Уйдёт же. Уйдёт!!!
– Сначала надо в воздух.
– А в воздух-то за что? Не он же банк ограбил.
Счастливая смесь кислорода с азотом придурковато улыбнулась и благодарно подарила им отражение радуги в окрестностях татарской деревушки Дерикой, что находилась на берегу мелководной горной речки. В реке, кроме взвода вечно пьяных мужиков под предводительством потомственного шамана Бесперебойного, купались две немки: фрау Роза и фрау Клара. Ранняя весна подарила дамам радость знакомства с хайтормой. Семь шестых данного музыкального направления приятно ласкали слух, но при этом никак не укладывались в их естестве. Тирольские напевы прочно и навсегда завладели немецкими мозгами женщин.