Маленькая девочка (Шапиро) - страница 35
Приходили друзья. Отпаивали куриным бульоном. Была анорексия. К врачам не поехали – незачем лишний раз светиться.
– Тебе надо исчезнуть, подумай куда, – сказали ей.
– Может, в Польшу? У меня там родственники.
– Хорошо, мы обсудим.
– А как же семья? Близкие? Моё исчезновение будет…
– О родственниках не беспокойся, мы позаботимся. (К слову сказать, они сдержали обещание.)
– А может… с НИМ? В Германию? У него там дядя. ОН давно хотел…
– Ты же знаешь, он невыездной, за ним ещё по старым делам… В общем, он для тебя пройденный этап.
«По этапу, по этапу, по пройденному этапу…» – выла за окном метель…
Потянулась скучная вереница дней ожидания…
Произошло всё быстро: однажды пришла какая-то женщина и принесла билеты на самолёт. В далёкую солнечную страну и с адресом «наших зарубежных друзей, которые поддержат первое время».
Страх неизвестности… Ей ещё никогда не было так страшно, даже среди бандитов. Начиналась новая эра.
Прощай, Паша, прощай, юность, прощай, надрывный гитарный стон:
Больше они не встречались.
Часть вторая
Забегая вперёд.
«Лорик, у тебя ВСЕГДА из крайности в крайность», – часто говорили ей девчонки из театра. «Да, – думала она, глядя в окно. – Сначала театр, потом бандиты. Первый муж еврей, второй – араб. Такое могло случиться только со мной и ни с кем больше».
…Мухаммед был удобен тем, что не задавал лишних вопросов. За год четырежды она пыталась покончить с собой. Внутри была пустота, и жить не хотелось. И четырежды он вытягивал её с того света. Мухаммед был врачом.
…По прилёте в Египет её задержали спецслужбы Каира. Ей было предъявлено обвинение в шпионаже на Израиль. Почему-то её это не удивило.
Муж любил водить её по ночным клубам, хотя ей это никогда не нравилось. Ему было приятно, что самая эффектная женщина вечеринки находится рядом с ним. Ей хотелось сделать приятное мужу, и она шла. Чаще всего они ходили в привилегированный клуб Абу-Даби, который любили местные. Там всегда на сцене танцевали красивые девочки из Ливана.
Вот и в тот вечер там были четыре девочки, но одна была особенно хороша, в ослепительно-ярком коротком оранжевом платье, ладно сидевшем на её точёной фигурке. Она была выше всех и как бы крупнее. Но она не просто танцевала, она пропускала музыку через себя. Она растворялась в музыке. Глядя на неё, Лара почувствовала, как могут чувствовать только женщины, что у неё тоже какая-то своя, невысказанная трагедия, какая-то сжигающая внутренняя боль, разъедающая изнутри. Ливанка напоминала ей Юлию.