— Я непригоден, — сказал Дайон, — как раз вследствие того факта, что я правил в Нуине. Самодержец, может, над миллионом человек — нелепо, не так ли, ведь любой человек мог бы быть в таком положении? Если бы я попробовал здесь, я все время боялся бы старых привычек, возрастающих во мне. Дэйви, в тот день, восемь лет назад — когда ты и наша шалунья были, вроде как бы, вовлечены в правление — я думаю, прошло восемь лет, не так ли?..
— Первого мая 323 года, — сказала Ники и чуть засмеялась.
— Да. Почему в тот день, как вы думаете, я так энергично не отпускал вас после того, как шутовской праздник закончился? О, конечно, появилась Ники, в то время, как я не видел ее в течение двух лет и даже думал, что она уже умерла. Маленькая проказница всегда была моей любимой кузиной. Но здесь было что-то другое. Я уже начал сомневаться в себе, хотя был регентом менее года…
Я вспомнил тот день. Я часто вспоминаю его; он запечатлелся как-то особенно ярко. Тогда нам с Ники было по двадцать. Мы жили в Олд-Сити в течение двух лет — уединенно, потому что Ники убежала от семьи и не могла выносить мысли, что ее могли узнать, понимая, что семья будет делать попытки вернуть ее обратно и что такая суета и волнение повлияли бы на работу, которой она отдалась душой и телом. Ее работа была подпольной, с еретиками, важной и опасной. Моя, для добывания денег — на мебельной фабрике: Сэм Лумис научил меня всему, что знал по столярству, когда мы бродили с комедиантами труппы Рамли; другая моя работа заключалась в том, чтобы учиться, читать запрещенные книги под руководством Ники и еретиков, которые приняли меня ради нее; чтобы расти с более широким пониманием мира, в котором мне придется жить. Она приняла на себя, моя милая, поднимающая тонус жена, бремя, которое замещавшей мне мать мадам Лоре из комедиантов пришлось перестать нести. Да, только в этот день, 29-го апреля, в канун шутовского праздника, делающего радостными двадцать четыре часа из суматошной жизни людей в Нуине, перед более спокойными удовольствиями Первомая, — в тот день мы с Ники были беззаботными. Повсюду в городе царила веселость, безрассудная восхитительная безотлагательность близкого вечера весны, когда небо загромождено высокими облаками с фиолетовым оттенком; там были уличные певцы, а цветочницы везде разносили за собой аромат сирени.
Мы сказали, что пойдем только на короткую прогулку и будем держаться в стороне от празднования и шутовства. Но, бродя по улице, остановившись у таверны, где пиво было, пожалуй, очень хорошее — о, вскоре мы начали спрашивать друг друга, что могло быть плохого, если бы мы просто пошли на несколько минут к дворцовой площади послушать пение и, может, взглянуть с безопасного места, когда будут избирать шутовских короля и королеву. И, все же, она потом рассказывала мне, у Ники все время было предчувствие, что мы собирались быть намного более легкомысленными, чем обещали. Вспоминаю, когда мы медленно продвигались в ту часть города, что Ники пыталась определить, как точно она могла направлять мое движение, подталкивая меня бедром (ни один из нас не пользовался руками или локтями), и в такой манере мы прибыли на дворцовую площадь — честно говоря, не пьяные, а просто счастливые.