— Ырхыз! — Элья закричала, пытаясь быть громче толпы. — Пустите, я могу помочь!
Клинок прошел вдоль живота, заставляя развернуться боком. Неудачно, внутрь к противнику, под еще один секущий удар щитом. Нырнула, еле сдерживаясь, чтобы не врезать в пах, и отскочила.
— Пустите, я могу помочь! — Глупо надеяться, но…
Ничего она не может. Крыльев нет. Эмана нет. Есть то, что осталось после подземелий, но это мало, ничтожно мало. Если бы для себя…
— Пусти! Морхай! Морхай, я могу! Скажи им, Морхай!
От ловкого удара мечом она снова уклонилась. В следующий раз будут метить еще замысловатее.
— Морхай! Урлак! Кырым!
Имена слетали с губ, бесполезные в сутолоке и давке. Не пустят. Ее, чужачку, серошкурую и ненавистную, к тому, кто сейчас беззащитен после предательского удара? В жизни не пустят.
— Коня! Во дворец! — Этот голос оставался спокоен, и спокойствие распространялось на прочих людей. Урлак-шад коротко отдавал команды, и никто не осмеливался спорить с ним.
Между воинами мелькнула седая голова хан-кама.
— Кырым! Кыры-ы-ым! Я могу помочь, я отдам эман, у вас будет время!
Снова послышалась какая-то возня и крики, но бить перестали. Хотя легко начнут в любой миг снова.
— Пустить! Пропустить склану! — посажный умел и орать.
Строй разошелся узким коридором и тут же сомкнулся за спиной.
Ырхыз лежит на синем плаще. Ужасен, но дышит. В прорванном рукаве торчит кость, темнеют взрезы и глубокие вмятины на легком панцире. И откуда в людях столько крови? Не оттого ли они так щедро льют ее, что чужую, что свою?
Наспех приложенные к ранам тряпицы набухли темным, а люди медлили, пререкаясь.
— Хан-бурса ближе. Ближе хан-бурса, — твердил Вайхе, разминая пальцами раскрошенные стекла окуляров и сгибая дужки.
— За́мок! — Кырым-шад, затянув тугим узлом очередную повязку, поднялся с колен. — У вас в бурсе ни капли эмана. И инструментов нет! Вы лучше помолитесь о чуде. И народ успокойте, скажите, что каган не умер.
— С такими ранами в седло… — продолжал говорить хан-харус, но тяжелая рука уже легла на его плечо, выталкивая за пределы оцепления.
— Раны и седло. Милостью Всевидящего, каган как можно скорее должен оказаться в замке. А теперь не мешайте. Склана!
— Я здесь, — Элья встретилась взглядом с Кырымом.
— Действительно можешь?
— Да. Постараюсь.
Подали лошадей.
Он был слишком тяжел и неудобен, чтобы она могла поднять и удержать его в седле. А еще слишком далеко ушел, чтобы и вправду можно было спасти. И слишком упрям, чтобы вот так бросить жизнь.
— Давай, ты же слышишь, ты же не позволишь, чтобы просто так. — Ноги сжимали конские бока, пальцы скользили по панцирю, который никто так и не снял, раздирались о колючие застежки и облекались кровью.