— От ясноокого Ирджина слова Бельту Стошенскому.
— Я и есть Бельт.
Орина уже было не видать. Исчез наверху, как понял, что это — не облава. Тоже верно, нечего глаза мозолить даже в маске. Сидит сейчас, наверное, в глубине коридора, прислушивается.
Готовится.
— Шею покажи, — потребовал гонец.
Бельт повернулся так, чтобы шрам стал виднее.
— Тогда слушай. Приказано тебе спешным порядком, прямо как услышишь, брать табун. А после — вашего друга. И вести всех к замку. Идти вкруг площади хан-бурсовы. И чем дальше, тем лучше. Вот тамги и бумаги.
На последних словах он таки задохнулся, осип, обрывая голос, замотал головой и нервно, стесняясь такой своей слабости, сорвал с плеча сумку, перевязанную киноварным шнуром. Ковшик с водой принял, благодарно кивнув, приник.
— Да что случилось-то?!
— Горе случилось, — голос гонца еще скакал с фальцета до шепота. — Каган ранен. Зверолов-кхарнец его потоптал и погрыз ящером. Прямо перед шатром.
— А что в городе?
— Плохо. Секут друг дружку перед бурсой. Кого и за что — не разобрать. Паника. Семьи за вахтаги прячутся. А вахтаги и режутся. Дым. Зверье. Страшно.
Кошкодав присвистнул и снова глянул на улицу, пока еще утихомиренную далеким праздником, который вовсе уже и не праздник. Скоро докатится и сюда. Захлестнет так, что не помогут ни запоры, ни засовы, ни доски дубовые, бледным лаком крытые.
А гонец, уже почти нормально договорил:
— Ясноокий Ирджин сказал, что если табун по пути кого и потопчет, так то и понять можно по нынешнему повороту. Но приказано таки в разумной узде его держать и не вязнуть. Главное — прибыть быстро и без особого шума.
— Это всё?
Посланец кивнул. Как только за ним закрылась дверь, Бельт бросился к лестнице.
Понеслось. Скоро улицы захлестнет так, что одинокому, пусть и оружному, не пройти станет.
— Вот потому я в день Великого Курултая и сижу в запертой лавке на окраине города, а не толкаюсь перед хан-бурсой, — непонятно кому ответил Кошкодав, прикрыв окошечко. Наверное, черному котяре, поблескивавшему глазами из-за сундука.
Орин действительно ждал в коридоре, арбалетной стрелой расковыривая стену.
— Ну?
— Сам все слышал. — Бельт прошел в комнату и принялся натягивать тегиляй.
— Дождались?
— Не знаю. Ранехонько оно завертелось, с лошадками плохо… Но придется крутиться как есть.
Поверх тегиляя пришелся отличный стальной панцирь, обклеенный серым сукном.
— Помоги.
Орин споро затянул ремешки на боках новоиспеченного табунария.
Шлем — в котомку, туда же самострел и посеребренную плеть. Меч на пояс, а с ним и ножи рукоятями под привычные хваты.