— Кырым берется лечить безглазую изгнанницу и селит ее в своем доме. Урлак щедро осыпает милостями ак-найрума, словно желает сделать того шадом. А этот найрум, как шепчется прислуга, запросто видится с самим каганом…
— Замолчи.
Нет, не молчи, случайная подруга, говори, выдавай тайны демонам и неудачливому шпиону. Демонам все равно, им и не такое слышать доводилось, а вот Турану…
Умирают проигравшие, а Туран жив. И вот очередной знак.
— Забудь, — чуть мягче продолжил мужчина. — Обо всем, что было, забудь.
Еще чьи-то шаги, сперва непередаваемо далекие. А потом, очень нескоро, скрипучий голос:
— Пора, уважаемые. Демоны не любят ждать и слушать человеческие слова. Особенно в таких случаях.
Первую тень почти не видно за колоннами. Две других в зыбком желтом пятне, одна почти касается другой. Прощание.
— Ты жива. Я жив.
— И что дальше?
— Дальше — будем жить. Просто жить. Обещаю.
Свет уходит вместе с двумя фигурами, оставляя третью, какую-то тонкую и сутулую, в самом центре пещеры.
Похоже, у Турана появилось кое-что, что можно добавить к чужому обещанию.
От нее пахло женщиной. Мягко, сладко, дурманно. И запах этот сбивал мысли на ненужное, заставляя крепче прижимать к себе случайную добычу. Разглядывать. Нет, это потом, когда доберется до места, когда сядет на пол, а ее положит на плащ. Когда задаст вопросы и услышит ответы. Когда, наконец, докажет Аттонио свою полезность.
Мэтр слушал сбивчивый рассказ внимательно, после чего бросил небрежное:
— Дуракам везет.
Оттеснив Турана от девушки, Аттонио долго всматривался в ее лицо, нервно шлепая губами, что, как уже успел узнать Туран, свидетельствовало о напряженной мыслительной работе. После, прижав пальцы к тонкой девичьей шее, пробурчал:
— Сила есть, ума не надо. Ты б ее еще камнем приложил…
Камня не понадобилось. Все случилось быстро и неинтересно. Он дождался, когда скроются мужчины — подземелья еще долго разносили звуки их шагов. Вошел и двигался тихо, но она услышала, повернулась к нему и открыла рот, вынуждая ударить.
— Я не хотел, чтобы она кричала. Или сопротивлялась. Если бы вырвалась и сбежала, что тогда?
— Тогда ты был бы больши́м идиотом, чем сейчас. Всевидящий, ты ведь даже понять не в состоянии, как тебе повезло!
— А что она там делала?
— Слепая, видишь?
Аттонио поправил сбившуюся повязку, прикрыв черные глазницы.
— Слепых в Наирате не любят. Считают карой Всевидящего, знаком нечистой души. Такие, как она, не жильцы, если только… — Аттонио извлек из сумки крохотную склянку, но открывать пока не стал. — Если только несчастный не сподобится пройти суд нелюдской. И все бы было хорошо, да кто пустит оскверненного в святое место? Если и случается, то по особым случаям, через малый харусат или самого хан-харуса. Вон и склану Элы высочайшим приказом спустили когда-то в Понорок Понорков, но с ней дело немного иное. Хотя в итоге все одно: просидеть от рассвета и до рассвета во владениях железных демонов. И если уж они не тронут проклятого, то и людям не с руки.