Случилось.
— Великий Тай-Ы умер! Горе Наирату! Да спасет нас новая Золотая Узда! Да спасет Наират новый каган, ясноокий Ырхыз, славный потомок Ылаша!
Опустился на колени перед Ырхызом. А после и вовсе ниц распростерся, касаясь пальцами пропыленных сапог.
— Слава кагану!
Не подхватили. Растерялись, соображая, как поступать.
— Суки! — заорал Агбай, потянул тяжелый шелк, легко раздирая его огромными пальцами.
За сухим треском и узорчатой тканью был мертвый каган. Недвижимый среди подушек, с сомкнутыми навсегда веками.
— Умер, умер, умер… — и шепот рос, ширился, рождая большое движение. Вот подхватили носилки с мертвецом. Вот вскочила каганари — с высокой прически оборвался колокольчик, упал беззвучно. Вот Агбай развернулся всей тушей, откинул какого-то шада, пнул скамью и, рыча проклятья, двинулся к лестнице. Вот тегин сделал несколько мятущихся шагов, будто поначалу и не зная толком, куда двигаться. Наконец замер, обведя притихшую толпу тяжелым взглядом — хозяйским, новым — наступил на колокольчик. Специально? Или просто получилось так? А что теперь? Дальше что?
— Слава кагану Ырхызу! — громче крикнул Кырым, и Морхай ударил кулаком по железной груди. Упал на колени, но взгляд его стал еще более цепким: не тегина отныне хранит, но самое сердце Наирата.
— Слава! — робко подхватили прочие. — Слава!
Неловко и вымученно поклонилась каганари, и золотая краска на лице ее предательски побежала трещинами. Плач Юыма на миг взрезал прочие звуки, но был придушен механическим движением кормилицы, вновь сунувшей дитяте грудь.
А внизу уже вовсю метались распорядители, дули в свистки, останавливая представление. Друг за другом замирали корабли. Еще не понимая до конца причин, ломали стройные движения артисты.
И все громче гудела толпа.
Рога. Голоса. Вопли, что сливаются в один голос-вой. Ханма-зверь скорбит? Или нового хозяина приветствует? А Кырым, поднявшись с колен, торопится с советом. Элье не слышно, что он шепчет Ырхызу, зато видны растерянность и страх, который люди не пытаются прятать.
Они не хотят Ырхыза. Но они подчиняются. И давится словами Кырым, простирает руки над толпою: молчите, смертные, сердце Наирата будет говорить с вами. Слушайте же!
— Сжечь! — грохочет Ырхыз, указав на корабли. И уточняет: — Сейчас! Всех!
Он все-таки безумен, его остановят, должны остановить, ведь не могут же они взять и…
Могут. Еще больше ударов и пинков, в ход идут не только плети и кулаки. Теперь одинаково достается и зрителем, и участникам. Только погонщиков-камов не трогают, и те сбиваются в кучки вокруг своих гигантских подопечных.