Несмотря на желание Кремля навести порядок в сепаратистской Чечне и его поддержку, в высказываниях глав северокавказских республик так или иначе чувствовалась растерянность. Руководители республик не ожидали, что «меры по наведению порядка» обернутся настоящими боевыми действиями с применением авиации и тяжелого вооружения и, как следствие, – неисчислимым потоком беженцев. Во-вторых, они оказались под антивоенным давлением собственных национальных организаций, окрепших к тому моменту на постсоветской волне усиления автономий. Кроме того, негативный общественный резонанс был поддержан большинством российских и зарубежных средств массовой информации, что придавало ощутимый вес пацифистским настроениям среди россиян в целом и кавказцев в частности.
При всем при этом, если кто-то из лидеров национальных движений на Северном Кавказе и высказывался против ввода войск в Чечню, то делал это шепотом и обязательно при выключенном микрофоне. На всякий случай. Ни один из тех, кто считал себя представителем истинных настроений и чаяний своего народа, не осмелился открыто выступить с осуждением военной операции в соседней республике и призывом решить вопросы мирным путем. Показателен в этом смысле пример лидера Конфедерации народов Кавказа Юрия Шанибова, который с началом войны в Чечне просто исчез с общественно-политической арены региона. Между тем, именно эта претенциозная организация стремилась к роли объединителя кавказцев в новой России. Конфедерация просуществовала ровно столько, сколько нужно было Москве для решения тактических задач во время грузино-абхазской войны. Здесь, кстати, я должен напомнить, что ставший известным впоследствии полевой командир и террорист Шамиль Басаев, в 1991-м стоявший на баррикадах у Белого дома и защищавший Ельцина от ГКЧП, воевал за Абхазию и получил боевое крещение именно в той войне, оказавшись, по сути, на стороне России. Когда летом 1992 года российские пограничники задержали в Карачаево-Черкесии колонну направлявшихся в Абхазию чеченцев, из Москвы пришел негласный приказ: пропустить.
В Москве начала 1990-х специфики Чечни не понимали и рассматривали ее как обычный регион Российской Федерации. В сравнении с чудовищной экономической реформой в огромной стране, приватизацией богатейшей государственной собственности, политической борьбой на федеральном уровне и выстраиванием новых отношений с окружающим миром «чеченский вопрос» казался локальным пустяком. Тогдашний глава кремлевской администрации Сергей Филатов позже в одном из интервью признавался, что «Москва проявила большую безграмотность. Мало кто знал историю Чечни, особенности чеченского народа, его характера, менталитета».