– Я не буду говорить с вами о политике. У меня приказ занять и обустроить позицию. Пока непонятно, из какого материала это сделать, но мы с ребятами сообразим. А вообще здесь не хватает четкости в приказах. Враг вроде есть, но его направление не обозначено…
Наверное, никто так не нервирует военного, как наш неряшливый коллега: солдат изо дня в день должен носить одну и ту же форму, быть бритым и стриженым, блюсти инструкции и выполнять приказы. Журналист не обязан всего этого делать. И вот представьте себе ситуацию: стоит на боевом посту служивый и к нему подходит одетый черт знает во что, небритый и длинноволосый журналист с сигаретой в зубах и пристает к нему со своими бесконечными вопросами!.. Не раздражайте военного своим видом и назойливостью.
«В чем отличие военного корреспондента от всех остальных людей в военной форме? У военного корреспондента, по сравнению с солдатом, больше выпивки, девушек, денег и свободы. Он может выбирать, где ему находиться, может позволить себе быть трусом и не бояться никакого наказания, кроме мук совести. Военный корреспондент может сделать ставку (а ставка – жизнь) на какого угодно скакуна, а в последний момент – взять и передумать».
Роберт Капа, военный репортер, основатель агентства Magnum
Через час мы с Надей Чайковой были в одном из ближайших от Грозного районных центров – Ачхой-Мартане. Здесь мы с Надей разделились: первым уехал я на стареньком «Форде», перегруженном медикаментами, буханками белого хлеба и… коробками с патронами. В машине кроме меня сидели еще трое немолодых уже мужчин. На чем добралась до Грозного Надя, я так и не узнал. Позже мы пересекались еще несколько раз, и каждый раз быстро разъезжались в разные стороны… Надя была отзывчивым и добродушным человеком. Это проявлялось и в профессии: кажется, для нее никогда не существовало понятия журналистской конкуренции. Именно такие, как она, – гордость и пример редкой нынче честной и открытой журналистики… Надежда Чайкова была зверски убита неизвестными весной 1996 года у чеченского села Гехи.
Лихо объезжая снарядные воронки и колдобины грозненских дорог, мы довольно быстро доехали до городской площади Минутка. Где-то разрывались снаряды, и время от времени слышался приглушенный треск крупнокалиберного пулемета. Площадь сплошь была усеяна гильзами и осколками битого стекла. На нее со всех сторон пустыми черными глазницами глядели окна обезлюдевших квартир.
Оставив меня на попечение нескольким боевикам, мои провожатые быстро уехали в сторону грохота и канонады – к Президентскому дворцу. Брать меня с собой они отказались, так что позже пришлось дворами пешком добираться до центра в сопровождении местного коллеги-стрингера.