Наконец часа в четыре Шамиль дал команду «По машинам!» и мы тронулись в сторону Чечни. По прямой от Хасавюрта до границы не более десяти километров, но нас опять пустили такими объездными и извилистыми горными дорогами, что один из автобусов не выдержал и отказался ехать дальше. На его починку ушел еще час. Мы проезжали по Новолакскому району Дагестана, по тому самому району, куда в августе 1999 года вторгся Басаев, возможно, с теми же самыми боевиками, которые транзитом проехали его летом 1995 года.
На подъезде к конечному пункту, чеченскому аулу Зандак, нашу колонну встретили Аслан Масхадов и младший брат Шамиля Ширвани Басаев, которые ехали на переговоры с российской стороной в сопровождении представителей ОБСЕ – Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Переговорный процесс после захвата Буденновска заметно активизировался, ибо опасность расползания войны за пределы Чечни отрезвила многих политиков. Басаев и Масхадов, сев на корточки у обрывистой обочины, недолго переговорили. У последнего в руках был блокнот, на записи в котором он указывал карандашом. Судя по жестам и мимике, речь шла о каких-то конкретных пунктах.
Зандак – небольшой горный аул с саманными домами и маленькой старенькой школой, где занятий как таковых не было уже, наверное, лет пять. На единственную ровную площадку в центре этого аула на горе мы и заехали колонной. Местные жители встретили нас одобрительными возгласами и улыбками. Проехавший вверх по аулу рефрижератор с 14 трупами погибших боевиков местные женщины проводили плачем и причитаниями. Фура с холодильником ехала с нами из самого Буденновска.
Простые зандаковские крестьяне поочередно подходили к Басаеву, здоровались с ним с почтением, что-то говорили по-чеченски и отходили, чтобы дать поздороваться с ним другим. Шамиль почти ничего не говорил, тихо отвечал на приветствия, едва заметно улыбался и устало кивал головой.
– Шамиль, вы чувствуете себя героем? – выкрикнул мой коллега Александр Харченко.
– Нет, – серьезно и тихо ответил Басаев, – я отношусь к этому философски – сегодня превозносят, завтра эти же люди могут и проклясть.
Как в воду глядел.
– Когда мы отъезжали со двора больницы, вы сказали: «Простите, если можете». Но медсестры, выглядывавшие из окон, не слышали вас. Что вы хотели этим сказать? – спросил я о том, что, на мой взгляд, было важнее всего.
– Я хотел сказать, что жалею о том, что случилось. Честно говоря, я чувствовал себя скотиной, когда мне, ради спасения своих раненых бойцов, пришлось отойти и закрепиться в больнице.