Чаще всего людей похищают с целью получения выкупа. Изначально требуемый выкуп за освобождение заложника всегда оказывается неприемлемым для правительства, компаний или родственников жертвы. Необходимо хорошенько взвесить все нюансы и найти баланс между рисками вашей жизни и стоимостью выкупа, который готовы за вас заплатить. Цена вашего освобождения должна быть не чрезмерной для отдающих выкуп и достаточно высокой для похитителей, чтобы они пошли на риск вернуть вас.
Чем дольше удерживается заложник, тем больше вероятность, что похитители могут быть уличены и наказаны. И чем сильнее они боятся этого, тем меньше стоит ваша жизнь. Иными словами, чем дольше вы сидите, тем больше обесцениваетесь.
Нашими «перехватчиками» оказались бамутцы. В первый день, когда я спал в комнате с окном, я случайно обнаружил под занавеской на подоконнике удостоверение одного из наших охранников, выданное бригадным генералом, командующим каким-то бамутским подразделением Вооруженных сил Ичкерии Хайхароевым. Хайхароев был известным полевым командиром, и я даже встречался с ним в Бамуте осенью 1995-го, когда программа «Взгляд» совместно с «Новой газетой» вела поиски захоронений российских солдат в Чечне.
Бамутцы – народ особенный. Грубоватый и чрезвычайно упертый. Сами чеченцы говорят, что если бамутец заупрямился, то легче в отчаянии задушить его, чем, набравшись безграничного терпения, переубедить в чем-то. Может, поэтому федеральные войска целых два года не могли взять под контроль их село. Наши новые охранники были типичными бамутцами. Если что-то вбивали себе в голову, то спорить с ними было абсолютно бесполезно. Как-то раз охранник, прозванный нами «спортсменом» из-за того, что часто неожиданно падал на пол и отжимался до изнеможения, пришел с веником и приказал, чтобы мы подмели пол и «вообще уборку тут сделали». Мы не раз выносили тупые насмешки и нелепые подколы, но тут я не сдержался.
– Ты, бля, сидишь здесь с автоматом, обращаешься с нами как с нелюдьми, хочешь большие бабки за нас срубить и еще требуешь, чтобы мы у тебя тут уборкой занимались?!
«Спортсмен» никак не ожидал от меня такой реакции. Он стоял в дверном проеме, совершенно ошалевший от моего тона. В одной руке автомат, в другой – обтрепанный веник. Он торчал столбом несколько секунд и никак не мог взять в толк, что происходит. Сначала ему показалось, что вся проблема в его русском языке:
– Не понял, чо ты сказал?..
Влад поспешил одернуть меня, но я уже завелся.
– Мы не будем подметать пол, – сказал я попроще.
Тут он понял, но найти нужные слова не хватало сообразительности, ему захотелось действовать. Мы с нарастающим ужасом наблюдали, как побагровело лицо «спортсмена» и как в его руке задергался автомат. Он мучительно соображал, что же делать. Убивать нельзя, бить тоже – запрещено, долго соображать и молчать тоже нельзя – мы можем подумать, что сломили его, а этого просто не может быть.