На посадку я шла с еще мокрыми и солеными волосами. И вдруг снова увидела Ту семью. Сразу вспомнила. Кожаные мокасины, зеленые шлепанцы и белые босоножки. Девочка держала корзинку с персиками. Санаторный срок одинаков для всех. Я улыбнулась им, как родным. Он не видел меня в упор, ни тогда, ни сейчас. Она посмотрела и отвернулась. Меня для них просто не существовало. Они были в себе. Опять были самодостаточны. Видимо, такими они были всегда.
«Внуковские авиалинии» хоть не кормили, но летали не отклоняясь от расписания. Мужчины снова читали газеты. Но я подсмотрела — один раз курносая «американка» заглянула через плечо мужа в газетный лист и зевнула. Он покровительственно похлопал ее по щеке. И тут же ее взгляд упал на меня. «Ну что ты пялишься»! — ясно выражало ее лицо. Я смутилась и стала смотреть в окно. Через два часа мы опять были в Москве, и потекла по-прежнему моя жизнь. Будни в редакции, небольшие командировки, заботы дома. Та семья в самолете не давала мне покоя. Как удалось достичь такой гармонии отношений? Специально они над этим работали, или получилось все просто так?
Разгадка явилась сама собой. Я снова увидела своего Героя. Возле метро, на Юго-Западе. Я возвращалась с редакционного задания. Уже наступило бабье лето, светило солнце, было около трех. Беспорядочная толпа суетилась, жужжа, у киосков. Шла бойкая торговля перцем и баклажанами. В музыкальном ларьке отбивала ритм испанская гитара. Она призывала отказаться от изготовления баклажанной икры и упасть в любовь. Fall in love, как говорят англичане.
В этот раз я сначала увидела его лицо. А потом перевела взгляд на ноги. Чтобы точно узнать и не ошибиться. Кожаные мокасины были на месте. Выше — джинсы, еще выше — трикотажная кофта, в руке красная роза в саркофаге прозрачного целлофана, на лице очки. «Американки» поблизости не было. Он держал за руку девушку, выглядевшую как топ-модель. Он что-то говорил ей и тянулся к ее щеке губами. Она презрительно кривила лицо. Жена была блондинка. Эта — как вороново крыло. Черноглазая, очень смуглая, с выщипанными бровями и алым ртом. Дрожащая и породистая, как лошадь Вронского по кличке Фру-Фру. Она холодно улыбалась. Он на чем-то настаивал. Она картинным движением опустила цветок в урну. Мой герой оскорбился. Она рассмеялась и ушла. Видимо, ей он не был нужен. Но мне он был просто необходим. Я хотела с ним познакомиться. Испанская гитара все набирала темп и бешено стучала в ушах. Я стояла как вкопанная, не в силах оторвать глаз. Он повернулся и, опустив плечи, пошел. Я побежала за ним. Обогнала его и толкнула плечом.