– Она все еще?..
– Пьет, как рыба, а потом бьется в истерике, вспоминая сначала отца Эндрю, а потом моего. Она верит, что, как в мыльной опере, он вернется к ней после стольких лет и сделает меня арабской принцессой.
Ее улыбка показалась ему слишком широкой, а глаза блестели слишком ярко. Жасмин была на грани срыва. Впервые в жизни Дмитрия охватила нежность, и он не знал, как справится с нежданным чувством.
– Хочешь, я попробую найти его?
– Отца? – Она расширила глаза.
– Это не так трудно.
– Он много болтал, использовал ее до тех пор, пока она не забеременела, и скрылся. Удобная любовница для приезжего дипломата, не более того. У него было двадцать четыре года, чтобы одуматься. Мне не нужен еще один родитель, который считает мое рождение ошибкой.
– Зачем тогда ты сбежала, чтобы навестить ее? Принесла продукты, сделала уборку?
– Я не проверяла ее неделю.
– Какую сумму ты оставила ей на этот раз?
Жасмин отвела взгляд, явно избегая ответа. Перед глазами Дмитрия возникла картина запущенной квартиры в нищем пригороде и Жасмин, спотыкавшаяся в темноте с коробкой пустых бутылок в руках. Господи, как спасти человека от ошибок, порожденных наивностью?
Разглядывая маникюр на ногтях, она пробормотала:
– Почему я должна давать отчет?..
– Сколько, Джес? – настаивал Дмитрий.
Кровь ударила ему в голову. Он не собирался кричать на нее и, как мог, сдерживал злость, хотя испытывал непреодолимое желание задушить упрямицу или обнять и целовать до умопомрачения.
– Не так много… – Она вздохнула, присмирев под его грозным взглядом. – Ну ладно. Почти все, что у меня было. Она задолжала за квартиру за два месяца и…
Дмитрий громко выругался, но это не успокоило его. Взгляд Жасмин стал настороженным.
– Те самые семь тысяч фунтов, о которых ты говорила? Неудивительно, что твой долг не уменьшался…
– Да, это не в первый раз.
Дмитрий вскочил, похожий на дикого зверя, уставшего сдерживать себя. Жасмин испугал его резкий, необузданный порыв. Она не успела моргнуть, как он угрожающе навис над ней, щекоча лицо горячим дыханием. Ее тело, опаленное жаром сильного мужчины, непроизвольно откликнулось на его близость. Жасмин вцепилась в кресло.
– Тебе известно, что она пропьет твои заработанные тяжелым трудом деньги?
Завороженная взглядом горящих глаз, Жасмин кивнула.
– В твою упрямую голову не приходила мысль, что мать манипулирует тобой? Она не успокоится, пока не высосет из тебя всю кровь. Для нее ты лишь костыль, на который она будет опираться до самой смерти.
– Она моя родная мать! – выкрикнула Жасмин со злостью, едва сдерживая слезы. – Хочешь, чтобы я отвернулась от нее и ушла, как ты, не оглядываясь? Сбежала бы, скрывая позор, из грязного мирка, притворившись, что никогда не жила здесь? А потом предавалась бы бессмысленным развлечениям в разных уголках мира?