А посреди двора стоит растерянный солдат в одних портках и нижней рубахе. Как спал, так и во двор выбежал. Увидел меня, обрадовался как родной.
— Тебя где носило, — подскочив, спрашивает. — Тут кочевники к столице подступили. Брать собираются, а ты неизвестно где.
— Какие кочевники? — не поняв, переспрашиваю.
— Знамо какие, с Гринейских степей пришедшие.
— А ты ничего не путаешь? — стараясь сдержать улыбку.
Богатырь стоит рядом не вмешивается, а у самого губы подрагивают. Видно тоже знает этих кочевников.
— Нет, с утра шум поднялся, крики, гомон. Видно совсем под стенами лагерь разбили. Дружина князя повыскакивала, стали главу своего искать. Ан нету его нигде. Может кочевники выкрали, как думаешь?
— Нет, вряд ли, скорее с какой-нибудь молодкой сам загулял, — отвечаю, а сама только богатырю хотела солдата представить, как смотрю у него опять лицо от гнева перекосило. Может болезнь у него нервная. Так я вылечить смогу. Только с царицей разобраться сначала надо.
— Ты чего? — ласково так спрашиваю, да по руке успокаивающе глажу. Хорошая рука сильная. Такая подкову согнет, что твой лист. И вообще приятно так гладить теплую слегка шероховатую кожу на запястье. Странно-то как.
Удивленно посмотрела на мужчину, а он и не злиться уже. Только прищурившись, смотрит на меня. Чудеса.
— Князь, батюшка, — подскочил к нам еще один богатырь, да в пояс поклонился. -
— Мы везде тебя обыскались! Думали, что украли тебя кочевники проклятые!
— Нету, кочевников, — отвечает… князь? — Кто дежурить должен был?! — а сам такой грозный, брови свел, взгляд недобро сверкает…
Почему-то снова погладила по руке. Честное слово, не знаю с чего это я.
Удивленно посмотрел снова на меня Ольгред, словно только вспомнил, чью руку до сих пор сжимает.
Заметил это и служивый.
— Нехорошо так ходить, — говорит и руку мою из князевой вынимает. А потом меня, как бы случайно за спину ставит. — Пусть ты и ведьма, но девичью честь все равно нужно помнить.
Вспыхнула как маков цвет. Наверное, щеки краснее волос стали.
А у князя глаза прищурились и так недобро в нашу сторону смотрит.
— Он, — обиженно начала оправдываться, — решил, что я его коня свести хочу. Градоправителем ругался и ведьминому кругу сдать обещал.
— А нечего было одной ночью шастать, — даже не подумал жалеть солдат. — Разбудила меня, никто бы не тронул.
Только открыла рот, чтобы ответить добрым словом на чужой выговор, как князь спросил.
— Это тот самый служивый? — и так оценивающе на него смотрит.
— Он самый, — отвечаю, а сама в бок толкаю солдата. — Показывай быстрее штуковину.